Добравшись до дома и закрыв за собой входную дверь, он выскользнул из обуви и прошел по отполированному паркету к спальне. Энжи, его жена, уже спала. Он осторожно прикрыл дверь и негромко постучал по другой, располагавшейся напротив; из-под нее виднелась полоска тусклого света. Ответа не последовало, так что Прайс засунул голову внутрь. За дверью с широкой улыбкой сидела его дочь. Она устроилась на кровати, скрестив ноги. Перед ней стоял ноутбук, а на голове блестели огромные ярко-красные наушники — подарок на шестнадцатилетие. Заметив отца, девочка стянула наушники; комнату наполнила приглушенная мелодия одной из песен Джастина Бибера.
— Эй, пап, — позвала Дион, — тебя по телику показывали.
— Правда? — Прайс подвинул пару мягких игрушек и присел на кровать рядом с дочерью. — И как тебе?
Он терпеть не мог давать интервью и старался всячески от них отмазываться, но в этот раз босса, лейтенанта Сары Грейлинг, на месте не было. Пришлось справляться самому.
— Неплохо, — поддразнила Дион, — заметен кое-какой прогресс.
На нее по-прежнему падали мягкие розоватые отсветы гирлянды, протянутой вдоль кровати, но внезапно ее лицо стало хмурым. Улыбка на нем сменилась выражением глубокой задумчивости.
— Ты же поймаешь того, кто сделал это с той девушкой, правда? — спросила она.
— Так точно, милая, — Прайс запустил руку ей в волосы, и девочка состроила гримасу. — Еще десять минут на фейсбук и эту ужасную музыку, а потом в постель, ладно?
— Я не на фейсбуке, а заканчиваю с обзором для выпуска за этот месяц. Завтра нужно сдать, — запротестовала Дион и указала на стопку книг на письменном столе.
Дион была одним из редакторов школьной газеты и отчаянно мечтала о факультете журналистики в Беркли. Сама мысль о том, чтобы отпустить дочь в Сан-Франциско (или куда бы то ни было, если говорить прямо), заставляла внутренности Прайса скручиваться, словно от удара камнем. Он в очередной раз подумал о родителях Эми Онг: через какой ужас, должно быть, они проходили в этот момент.
Семья Эми была оповещена о смерти дочери местными полицейскими. Прайс говорил с мистером Онгом по телефону и постарался убедить отца девушки, что он сделает все возможное, чтобы призвать убийцу к ответу. Он совершенно серьезно собирался сдержать это обещание.
— Что скажешь? — спросил он у Дион. — Стоит что-нибудь почитать?
— Всего понемножку, — ответила та, — есть хороший постапокалиптический роман, а вот романтика в этот раз не очень.
Она подставила два пальца себе к горлу:
— Знаешь, пап, на самом деле я думаю, что тебе ничего особо не понравится. Никаких погонь или взрывов, ничего такого.
В отличие от Дион и Энжи, Прайс действительно не был заядлым читателем. Ему больше нравилось смотреть кино — обычно и с погонями, и со взрывами. Возможно, именно этому он в конечном итоге и был обязан своей профессией.
Он выпрямился и охнул, а затем подчеркнул с особенно строгим лицом:
— Десять минут, юная леди. Я иду в душ, когда выйду, хотел бы видеть свет погашенным.
Дион высунула язык, и Прайс не сумел удержаться от смеха.
В ванной он полностью разделся и засунул всю одежду в корзину для белья, а затем почти до упора повернул кран с горячей водой. Ему в спину и плечи вонзились раскаленные водяные иглы. Намылив все тело, он начал изо всех сил растираться мочалкой, пытаясь избавиться от преследовавшего его аромата смерти и боли — медного запаха крови. Если бы только можно было смыть с себя все ужасные воспоминания!
С Эми Онг произошло нечто ужасное, хоть и не самое худшее из того, с чем Прайс сталкивался за свою практически тридцатилетнюю практику. Хуже всего для него лично было даже не само убийство, а место его совершения.
Прайс был готов поклясться, что больше никогда и носа не сунет в мотель «Дримц». Он был там всего однажды давным-давно, но потратил полжизни на то, чтобы хотя бы попытаться забыть об этом.
Той ночью было жарко и влажно. Занавески на окне еле слышно шелестели на едва ощутимом ветру, проникавшем в крошечную комнатку. Рядом с ним в постели лежала Энжи, его новая девушка. Он проснулся незадолго до рассвета — на прикроватной тумбочке зазвенел телефон. Когда Джейсон ответил, кто-то начал взволнованно что-то шептать в трубку. Он еле убедил Энжи не вставать, сказал, что все в порядке, но руки у него тряслись так, что он еле смог застегнуть пояс.
На дороге он притормозил возле телефона-автомата и сам набрал один номер. Этот разговор Энжи слышать было нельзя. Встретить на улице в такой ранний час можно было разве что бездомных, прикорнувших ночью в подъездах на распластанных картонных коробках, или уборщиков, направляющихся в безмолвные пока что офисные кварталы. Никто и не подумал бы обращать внимания на Прайса.