— Еще, после Джесса? — говорю я и мои внутренности сжимаются сотнями страхов сразу. Ещё одна смерть. Ещё одно ужасное видение. Ещё одна странная сессия в моей голове, подобная той, которую я только что прошла.
— Если ты узнаешь об этом, у тебя есть мой номер, — говорит Смит.
Я киваю, и он начинает уходить. Затем он останавливается — одна рука на дверной ручке кабинета — поворачивается назад и он тихо спрашивает меня:
— Он знает?
Я испугалась.
— Кто?
— Мальчик, который помогал тебе все эти годы?
Линден. История, которую он не помнит. В тот день, когда я влюбилась в него.
Тот день, когда я привлекла внимание Смита.
Жгучая тоска клубится в моём животе, и я шепчу:
— Нет.
— Это, наверное, к лучшему. Для всех. — И затем он прошёл через дверь и ушёл, беспрепятственно сливаясь с редкой толпой библиотечных посетителей.
Глава 14
На следующий день я просыпаюсь и спешу к телевизору, но ничего нет. Проходит ещё два дня, и всё ещё ничего. К утру Сочельника я чувствую осторожный оптимизм. Думаю, мы это сделали. Мы спасли его. Я спасла его.
Я ещё не слышу, как мама двигается по дому, поэтому откидываюсь на подушки и подтягиваю одеяло, чувствую, что всё в порядке ещё на несколько минут. Я пытаюсь вспомнить сон, видела прошлой ночью. О Линдене. Это был хороший сон; я так много помню. Свет, музыка, танцы. Но не больше. К сожалению, чем больше я стараюсь вспомнить, тем быстрее он ускользает.
Когда я наконец надеваю толстые носки и направляюсь к кухне, мама приветствует меня объятиями и запахом теста. Каждый год мы проводим большую часть Рождественского вечера за выпечкой десятков и десятков булочек с корицей. Тесто и сахар от одного конца кухни до другого. Затем мы упаковываем булочки в лотки из фольги и отправляем их по тем же соседям и друзей, с которыми мы были знакомы до того, как умер папа. Это была первая традиция, которую мы восстановили после аварии.
Вид мамы по локти в тесте около нашей низкой кухонной столешницы, возвращает мне сотню воспоминаний о том, как мы делали то же самое в предыдущие годы. Я была так поглощена убийствами, видениями и Смитом, что готова к чему-то обычному.
— Дай мне секунду, — говорю я, и возвращаюсь в свою комнату, чтобы одеться.
Несколько часов спустя — мы обе были покрыты мукой, тестом и липкой глазурью — мой телефон звонит. Мы хихикаем, пытаясь достаточно быстро с наименьшими последствиями вымыть руки, чтобы взять трубку.
Я вижу, как имя «Линден» вспыхивает на экране, и моё веселье тает, да, разительные перемены.
— Привет, — удается мне выдавить из себя.
— Шарлотта? — Я хочу прыгать, кричать и петь, всё одновременно.
— Ага, — говорю я, надеясь, что он не услышит стука моего сердца, который наполняет мои собственные уши.
— Как проходят каникулы?
— Хорошо, — говорю я, радуясь тому, как весело можно говорить. Даже если мои нервы трескаются в каждом дюйме моего тела.
— Больше не мучает мигрень?
— О нет, никаких проблем с этим, — их не было. Два маленьких видения с субботы со Смитом. Ничего страшного.
— Хорошо. Я рад. Ну, во всяком случае, это вроде как странный вопрос, но…. ты занята сегодня вечером? Я знаю, что это канун Рождества, и я должен был позвать тебя раньше, но всё ещё не был уверен и… — Я слышала, как он перевел дыхание, и я странно рада, что он не всегда крут и собран. — Я сожалею, что так поздно спросил, но как ты думаешь, твоя мама может отпустить тебя?
Я смотрю на маму и думаю о том, как трудно было заставить её отпустить меня в библиотеку в субботу. При дневном свете.
Но это же Линден. Она поймет.
Не так ли?
— В котором часу? — спрашиваю я, останавливаясь.
— Восемь?
Восемь. Может быть, мы можем доставить булочки немного раньше. Я имею в виду, что это всего лишь два часа, и они приготовлены, за исключением одной партии в духовке. В любом случае, мы все равно дома. «Погоди, спрошу».
Я закрываю микрофон и смотрю на маму, широко раскрыв глаза.
— Мам, это Линден! — я говорю его имя шёпотом. На всякий случай.
Мама поднимает брови.
— На самом деле? — игриво говорит она.
— Он спрашивает, занята ли я сегодня вечером в восемь. Я умоляюще смотрю на неё. — Мы управимся к этому времени?
— Куда он хочет тебя пригласить?
Я вздыхаю.
— Это имеет значение?
Её лицо становится немного более серьезным.
— Да, — говорит она. — Я не хочу, чтобы вы были на улице одни, без взрослых. Не потому, что я вам не доверяю, а потому, что за последние три недели умерли два подростка.