Здесь я в безопасности, я напоминаю себе, но это не мешает моему телу дрожать. Он сидит в углу, смотрит телевизор. Но его лицо в полной тени, и как бы я ни двигалась вокруг его стула, я не могу разобрать его черты. Через несколько минут я сдаюсь и возвращаюсь в яркий круг и пробую другую сцену. На этот раз он идёт, и независимо от того, как быстро я бегу, как сильно я толкаю себя, я не могу догнать. И даже если бы могла…. На нем маска.
Я возвращаюсь к яркому кругу и повторяю попытку. И опять. Но каждый раз, или он слишком быстр, или тени не двигаются с его лица, или он в маске, или видение просто затуманивается и заканчивается. Ни одна из сцен не предлагает мне выбора так, как они это делали с Линденом. Будто что-то меня блокирует.
Это правило Оракула, о котором я не знаю? Или просто, что знание того, кто он, изменит будущее так сильно, что я не смогу сделать это во сне? Я смотрю на все изображения чудовища, желая, чтобы я смогла что-то сделать. Но даже здесь, в сверхъестественном месте, его личность остаётся загадкой.
Я чувствую почти незаметную рябь, проходящую через мир купола, и отдаленно понимаю, что начинаю просыпаться. Полагаю, я готова. Я узнала об Эдди. И я предполагаю, что я «тренировалась» в сценах с Линденом, Смит сказал, что всё сработает. Но я не могу не чувствовать, что я что-то упускаю. Я могла бы как-то помочь, если бы знала, что делать. Я снова сосредотачиваюсь на моментах с Линденом, поэтому, по крайней мере, я не просыпаюсь от присутствия убийцы, когда вспышка цвета бросается в глаза. Он мгновенно вспыхивает и исчезает, но потом возвращается. Это дверь. Дверь в стене купола.
Чем дольше я смотрю на неё, тем быстрее она растёт, пока не занимает почти весь купол. Она далеко, и я начинаю идти в этом направлении. Как и я, дверь, кажется, отдаляется. Я догоняю, но не так быстро, как нужно. Я в двадцати футах отсюда, и после быстрой ходьбы около пятидесяти футов я прошла всего десять. Я почти там, когда снова возникает странная пульсация. Несколько секунд спустя мои глаза открываются, и я возвращаюсь в свою спальню.
Часы говорят мне, что я спала всего лишь час, но это казалось намного дольше. Смит был прав: я не чувствую усталости.
Я думаю о двери, к которой я не смогла дотянуться, и странном предчувствии, растущем во мне. Может быть, я смогу добраться до него сегодня, теперь, когда я знаю, что там находится.
Но сначала я должна отправить сообщение. Я включаю свой телефон и нажимаю номер Линдена. Я посылаю ему одну строчку текста.
Это Эдди Франклин.
Я сую телефон в карман и задаюсь вопросом, как долго моя мама позволит мне сидеть в комнате. Вероятно, я должна хотя бы открыть дверь, чтобы она посмотрела на меня через щель, чтобы она не беспокоилась обо мне. Еще сильнее.
Я только начинаю вставать, когда чувствую покалывание в висках. Когда давление у меня в голове растёт, превращаясь в смерч внутри черепа, я знаю, что это должно быть другое видение убийства. Сжимая зубы, я сажусь на кровать и позволяю ему прийти, уже ненавидя его.
Когда видение проясняется, и я нахожусь в тенистом туннеле, меня разрывает от ужаса, насколько мне жаль, что меня здесь нет. Насколько мне жаль, что я не была собой — не была Оракулом. Что кто-то был выбран для этой работы.
Потому что, кто бы ни был жертвой в этом видении, я не собираюсь спасать его. Я собираюсь поставить его на путь опасности, чтобы приблизиться к убийце. Видение подталкивает меня вперёд, заставляя меня сделать шаг за шагом к окопу на земле в устье скругленного входа в туннель.
Я собираюсь узнать, чьей жизнью я собираюсь рискнуть, чтобы поймать монстра.
Глава 21
— Ты уверена? — спрашивает Смит, когда я звоню ему из своей спальни с включенной музыкой, чтобы скрыть звук моего безумного шепота. — Как это может быть сегодня? Он только что убил вчера!
— Я не знаю, хорошо? — прошипела я. — Но это произойдёт сегодня, и мы должны что-то сделать.
— Что ты предлагаешь? Мне кажется, что твоя мама не отпустит тебя ни с того, ни с сего.
— Я не знаю, — говорю я слишком громко. — Я как бы надеялась, что у тебя есть план. Это была твоя идея.
Наступила длинная пауза, и я слышу, как он что-то пробормотал, но я не могу разобрать слова.
— Послушай, — наконец говорит Смит. — У тебя есть камень. Как думаешь, ты сможешь самостоятельно попасть в это видение?
— Ты сказал, что это будет очень сложно.
— Будет. Ты позволишь чтобы это отпугнуло тебя?
— Нет, — возразила я, чувствуя себя странно виноватой, что он даже спрашивает. — Я просто хочу, чтобы это сработало.
— Сосредоточься. Это сложнее, чем ты когда-либо фокусировались на видении раньше.
— Я могу это сделать, — говорю я дрожащим голосом.
— Когда ты войдёшь туда, верни её как можно дальше и попытайся понять, почему, чёрт возьми, она идёт одна через туннель, хорошо?
— Поняла.
— И ты не видела никаких признаков оружия вокруг неё?
— Клары, — подчеркиваю я, — нужно дать ей имя, сохранить всё это реальное и личное… — не было ни следов ножа, ни огнестрельных ранений. Но это не обязательно означает, что у него не будет чего-то. Может быть, например, бейсбольная бита? Ты знаешь, что-то, что наносит вред, но не режет.
— Хорошо. Наверное, тебе придётся заставить её бороться с ним или бежать. Заставь её взять телефон прямо перед тем, как он придёт. Может быть, она сможет позвонить копам. Или кто-то другой услышит, как на неё нападают, чтобы они могли позвонить копам.
Я вздыхаю.
— Это блестящая идея. И копы будут в готовности после этого утра, я уверена.
— Молись усердно, чтобы так и было, — говорит Смит. — Позвони мне, если тебе нужно что-нибудь ещё, хорошо? Ты хочешь, чтобы я пошёл в туннель в реальной жизни? Просто следить за ней? За Кларой, — добавляет он.
— Может быть, но…Разве это не изменит ситуацию?
— Возможно. Что, если я попаду туда раньше?
— Я не знаю, Смит. Я не хочу всё испортить.
— Ладно. Я останусь дома. Напиши мне, когда всё будет сделано.
У меня есть три часа, прежде чем это произойдет на самом деле. Нам повезло с этим местом. На железнодорожном вокзале есть часы, размещенные повсюду вместе с расписанием маршрутов, обновлениями и тому подобное — и так я поняла, что это будет сегодня.
Я думаю, что идея Смита с телефоном, хороша. Но если убийца услышит, как она говорит по телефону, он всё равно нападет? Я чувствую, что всё сбалансировано на лезвии ножа. Один несовершенный ход, и всё пойдёт не так; или она умрёт, или мы полностью упустим эту возможность. Я не уверена, что будет хуже. Кто знает, сколько ещё людей умрёт, если я этого не сделаю?
Когда я выхожу из своей спальни, мама гремит кастрюлями на кухне, классическая ситуация которая говорит мне, что она зла. Надеюсь, не на меня.
— Мам, всё хорошо? — спрашиваю я у двери кухни. Я быстро вздыхаю, когда вижу, что она стоит на своих ногах, стоит наклонившись, чтобы взять миску, до которой ей пришлось бы тянуться из инвалидной коляски. Во рту пересохло и я едва могу поверить своим глазам.
Я моргаю.
И она снова в кресле. Слишком быстро вернулась туда. Что сейчас произошло?
Мама оглядывается на меня, а затем ставит сковородку, по которой она стучала.
— Думаю, да. — Она показывает на коридор. — Сиерра ушла.
— Сегодня? — спрашиваю я.
— О чём она думает? — бормочет мама, и я с тревогой вижу, как по её щекам пробегают слезы. Я хочу сказать ей, что это не Сиерра, что это будет ещё один подросток, но я не могу.
— Всё будет хорошо, мама, — тут же я заверяю её, хотя мне невозможно объяснить ей, почему. — Она умная, — добавляю я, — это что-то значит. — А также…Неправильный возраст, — говорю я.
— Это пока, — бормочет мама. — Но кто знает, что этот псих будет делать дальше?
Я осторожно подхожу туда, где она собирает ингредиенты для чего-то, чего я еще не понимаю; она всегда готовит от злости.