Слыханное ли дело, говорит она
Точь-в-точь как папаша твой, говорит она
Такая же шушваль, говорит она
Да еще и шлюха, говорит она
Глянь на себя, говорит она
Дай сюда деньги, говорит она
Сию минуту дай сюда деньги, говорит она
Ах ты, шлюха, говорит мамаша Хердис
и хватает Алиду за руку
Пусти меня, говорит Алида
Отдай деньги, говорит мамаша Хердис
Отдай, шлюха этакая, говорит она
И не подумаю, говорит Алида
Красть у родной матери, говорит мамаша Хердис
а Алида свободной рукой колотит мамашу Хердис
Родную мать бьешь, говорит мамаша Хердис
Да ты еще хуже своего отца, говорит она
Никто не смеет меня бить, говорит она
и мамаша Хердис хватает Алиду за волосы и дергает, Алида кричит, тоже хватает мамашу Хердис за волосы и дергает, тут в дверях появляется Асле, хватает руку мамаши Хердис, разжимает, стоит и крепко ее держит
Уходи, говорит Асле
Я на улицу выйду, говорит Алида
Да, иди, говорит он
Бери деньги, ступай на улицу и жди там, говорит Асле
и Алида, зажав в кулаке купюры, выходит во двор, становится подле узлов и сеток, холодно, небо в звездах, светит луна, но ничего не слыхать, потом она видит, как Асле выходит из дома, идет к ней, она протягивает ему деньги, он берет их, сворачивает, сует в карман, Алида берет в каждую руку по сетке, Асле вскидывает на плечо узлы с пожитками, берет футляр со скрипкой и говорит, что теперь надо уходить, и они спускаются от Пустоши к берегу, оба не говорят ни слова, а кругом ясная ночь с мерцающими звездами и сияющей луной, и они идут вниз от Пустоши, а внизу — Сарай, и там зачалена лодка
Нам можно взять лодку, говорит Алида
Можно, говорит Асле
Только ведь, говорит Алида
Мы можем спокойно взять лодку, говорит Асле
Можем взять лодку и плыть в Бьёргвин, говорит он
Тебе нечего бояться, говорит он
и Алида с Асле спускаются к лодке, и он вытаскивает ее на берег, складывает туда узлы, и сетки, и футляр со скрипкой, Алида забирается в лодку, Асле же отвязывает канат, отгребает от берега, говорит, что погода хоть куда, луна светит, звезды сверкают, холодно и ясно, ветер добрый, в самый раз, чтобы спокойно идти под парусом на юг, говорит он, можно плыть в Бьёргвин, и это замечательно, говорит он, и Алида не станет спрашивать, знает ли он, куда править, Асле же говорит, что хорошо помнит, как они с папашей Сигвалдом плавали в Бьёргвин, так что примерно знает, куда править, говорит он, а Алида, сидя на банке, видит, как Асле сушит весла, поднимает парус и садится к рулю, и вот уж лодка скользит в море, прочь от берега, от Дюльгьи, Алида оборачивается и видит — ведь эта ночь поздней осени такая светлая, — видит дом на Пустоши, и выглядит он вовсе негодящим, еще она видит Пригорок, где они с Асле обычно встречались и где она затяжелела, забеременела ребенком, который вот-вот родится, здесь их место, здесь ее дом, Алида видит Сарай, где прожила вместе с Асле несколько месяцев, потом лодка огибает мыс, и теперь она видит горы, острова да шхеры, а лодка потихоньку скользит вперед
Легла бы и поспала, говорит Асле
А можно? — спрашивает Алида
Само собой, говорит Асле
Завернись хорошенько в одеяла и приляг на носу, говорит он
и Алида развязывает один из узлов, достает все четыре одеяла, какие у них есть, перебирается на нос, хорошенько укутывается и лежит, слушая, как море плещет о лодку, и легонько покачиваясь на волнах, ей так тепло и уютно лежать здесь в этот холодный вечер, она глядит на ясные звезды, на круглую сияющую луну
Ну вот, начинается жизнь, говорит она
Мы плывем в жизнь, говорит он
Вряд ли мне стоит спать, говорит она
А ты просто полежи и отдохни, говорит он
Здесь так хорошо лежать, говорит она
Вот и хорошо, что тебе хорошо, говорит он
Да, нам хорошо, говорит она
и слышит, как приходят-уходят волны, а луна сияет и ночь — словно дивный день, и лодка все плывет, на юг, вдоль побережья
Устал, поди, говорит она
Нет, сна ни в одном глазу, говорит он
а она видит перед собой мамашу Хердис, как та стоит да обзывает ее шлюхой, потом видит, как однажды вечером на Рождество мамаша Хердис входит в горницу с миской бараньих ребрышек, счастливая, красивая, добрая, без тяжкой боли, которая так часто ее мучила, а теперь вот она, Алида, ушла, даже не попрощалась ни с мамашей Хердис, ни с сестрой Улиной, просто забрала с собой провизию, сколько могла унести, сложила в две сетки, и деньги забрала, какие нашлись в доме, а потом ушла и никогда больше, никогда не увидит мамашу Хердис, это она точно знает, и дом в Пустоши наверняка видела в последний раз, и Дюльгью никогда больше не увидит, если б не уехала вот так, то пошла бы к мамаше Хердис и сказала, что никогда больше не станет ей в тягость, ни сейчас, ни позднее в жизни, уезжает она, кончено все меж ними, вот как она бы сказала, никогда больше не станут они мучить друг дружку, никогда больше не увидит она мамашу Хердис, как никогда больше не видела папашу Аслака, с тех пор как он пропал, она уезжает, чтобы никогда не вернуться, а коли бы мамаша Хердис спросила, куда они собрались, Алида бы ответила, что ей об этом и знать незачем, а мамаша Хердис сказала бы, что все равно хочет дать ей с собой немного провизии, и собрала бы харчей на дорогу, а после достала бы шкатулку, дала ей немного денег и сказала, что не хочет этак вот отпускать от себя дочь без денег да без харчей в широкий мир, ведь она, чай, никогда больше не увидит мамашу Хердис, и Алида открывает глаза и видит, что звезды пропали и ночь миновала, садится и видит Асле у руля