Хэнли дёрнул плечами. Ему не нравилось, что какой-то непонятный тип плохо отзывался о его ребятах.
«В пути меня настигла морская болезнь, – продолжал ныть Миллз, и Хэнли ухмыльнулся, радуясь страданиям наглого мальца. – Да так сильно, что я пришёл в себя лишь этим утром. Но никто и не подумал проявить сочувствие. Наоборот, всё это время смотрители измывались надо мной и выдавали непристойные шуточки по поводу моей слабости. И это о них-то я должен писать хвалебные оды?! Это они-то “доблестные морские стражи”?»
Хэнли покачал головой. Смеяться над юродивым, конечно же, неправильно, но это вполне похоже на ребят. Во-всяком случае, Саймон Бекел вполне мог подтрунивать над бедолагой. И всё же своеобразное чувство юмора не делало его плохим человеком.
«От берега до дома смотрителей можно попасть, лишь поднявшись по крутому склону. У меня в руках был тяжёлый чемодан, но никто не предложил помощи, и всю дорогу я тащил его сам, хотя едва стоял на ногах после морской качки.
Канцелярские крысы из Тринити-хаус обещали, что меня встретят, как почётного гостя, но едва я преодолел недомогание, как старый плут, Тоби Кратчли, взвалил на меня всю грязную работу!
“На маяке нет места лодырям и белоручкам”, – заявил он и потребовал, чтобы я убирался в доме и помогал на кухне. Будто я нанимался на роль экономки!».
Хэнли засмеялся в голос, хлопнув ладонью по ноге. Другого от Кратчли он и не ожидал. Этот человек не знал слова «усталость» и не позволял никому бить баклуши, даже особо важным гостям.
«10 декабря, понедельник
Кажется, я простудился. Хотя это и немудрено: погода на острове всегда ветреная и сырая.
В перерывах между навязанной работой я пытаюсь заговорить со смотрителями, чтобы собрать материал для статьи, но они лишь отмахиваются. Все трое постоянно чем-то заняты. Казалось бы, какие дела могут быть на маяке? Просто включай да выключай фонарь вовремя, но это далеко не так».
Хэнли кивнул сам себе, соглашаясь с прочитанным. На маяке всегда есть работа: то стены побелить, то дрова заготовить. Каждый день находится что-то, требующее внимания или ремонта. Миллз невольно напомнил Хэнли, что его ожидала куча дел и никого, с кем можно было бы их разделить. Хэнли нехотя отложил дневник и встал с кровати.
До позднего вечера Хэнли занимался хозяйством, и лишь когда пришло время подниматься на башню, вернулся за дневником. Вновь ему показалось, что тетрадь лежала не на своём месте. Хэнли был уверен, что оставлял её в спальне, но теперь обнаружил её на столе в гостиной.
«Надолго ли хватит моих сил?» – со вздохом прошептал Хэнли, решив, что от переутомления его начала подводить память.
Он вышел из дома и, спасаясь от колкого дождя, поднял ворот лёгкого пальто – совсем не подходящего для ледяных ветров Маллэнда. Земля размокла и прилипала к подошвам, ноги Хэнли скользили и разъезжались в стороны. Всю дорогу ему казалось, что кто-то наблюдал за ним. Кожей он ощущал на себе чей-то взгляд – тяжёлый, пристальный, хищный. В какой-то момент ему почудилось хлюпанье шагов. Но вместо того, чтобы обернуться, Хэнли ускорился. Дикий, первобытный страх не позволял ему остановиться. Следовавший позади не отставал, и, не выдержав, Хэнли побежал, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых травяных кочках.
Наконец он добрался до башни, рывком распахнул дверь, и, залетев внутрь, быстро запер её на засов. Спустя всего мгновение кто-то с силой ударил в дверь с другой стороны так, что Хэнли отскочил на пару шагов назад.
Сердце бешено колотилось, в висках стучало, и казалось, будто стук этот гулким эхом отскакивал от стен башни. Хэнли постоял ещё немного, прислушиваясь, но всё стихло. Тогда он поднялся наверх и выглянул в маленькое оконце.
Ветер гнал по небу рваные облака, и они то закрывали луну, погружая остров во мрак, то, наоборот, позволяли земле утонуть в серебряном свете. В один из таких моментов Хэнли померещилась чья-то тёмная фигура. Кто-то стоял напротив маяка и смотрел прямо на него, Хэнли. Но тучи вновь заслонили ночное светило, а когда то место вновь озарилось лунным сиянием, странная фигура исчезла.
Хэнли потёр лицо ладонями и затряс головой, пытаясь сбросить наваждение.
– Там никого нет, – шептал он, сотрясаясь от нервной дрожи. – Не сходи с ума, Хэн. Не сходи с ума. Там никого нет и не было.
Он несколько раз глубоко вздохнул и, собравшись наконец с духом, принялся за работу, больше не решаясь выглядывать из окна, а когда луч яркого света пронзил темноту, поспешно заперся в вахтенной комнате и вернулся к дневнику Миллза.