Стерх прислушался, не стучит ли чего в кузове фургона, упорно ползущего в гору. Но нет. И мотоцикл, и разобранный новый ветряк, и прочие ценные и такие необходимые, громоздкие и не очень, вещи, были закреплены надежно.
Фургон достиг высшей точки перевала, и дорога пошла под уклон. Когда-то путникам, взобравшимся сюда, открывался дивный вид на цветущую долину, раскинувшуюся у подножья горы. Теперь же пейзаж, представший перед глазами Стерха, ничем не отличался от таких же пустошей, раскинувшихся по ту сторону горы. И за горой. И вообще везде. Серый с грязно-желтым — основные цвета, в которые облачился мир после Полуночи. И даже степные травы, блистающие яркой, сочной зеленью на выцветших картинках, сохранившихся с тех давних времен, даже они сейчас одевались в серый и темно-зеленый, будто не желая выделяться. Будто боясь чего-то.
Как обычно, при виде унылой картины, сердце Стерха сдавило резкой тоской. Мелкая паскуда стала частой гостьей, особенно в последние годы. И прогнать ее непросто.
Левая рука пошла вверх, пытаясь привычным жестом взъерошить волосы, однако, испытав прикосновение холодного пластика, Стерх невольно дернулся.
— Ч-ч-черт!
Мужчина зло выругался. В который раз уже? Ведь двадцать лет почти прошло, а все никак не привыкнет.
Оторвавшись на секунду от дороги, Стерх бросил взгляд на протез.
От самого плеча левая рука напоминала творение безумного креатора. Да, в принципе, она им и была. Бугры синтетических мышц вперемешку с композитным пластиком и металлом, усиленные сервоприводами. Приблизительно так же выглядела и правая нога.
В ту ночь, девятнадцать лет назад они нарвались на целое логово. Стерх только на минуту отделился от основной группы, чтобы проверить боковое ответвление, не замеченное группой разведки, и этот поступок определил его дальнейшую жизнь. Обитатели логова оказались достаточно тупыми, чтобы не бояться огнемета, и достаточно сильными, чтобы к тому моменту, когда подоспела основная часть группы, Стерх перестал быть боевой единицей, и стал инвалидом.
Если бы его сейчас спросили, не жалеет ли он о своем поступке, он бы не раздумывал ни секунды. Он не жалел ни о том, что, вопреки приказу полез сам, без предупреждения, в проход, прохлопанный разведкой, ни о том, что ценой потерянных конечностей он спас отряд от неожиданной атаки с фланга, которая наверняка застала бы врасплох, и унесла бы несколько жизней. Ни о том, что отказался от места на Базе, предпочтя искать свою судьбу в Пустошах. Ведь именно здесь он нашел ту, что, наконец, смогла залечить кровоточащую рану, зиявшую где-то в груди, и не дававшую спать ночами. Ту, что почти заставила его забыть Джи, ту, что приняла его таким, как есть и родила ему двух чудесных, здоровых сыновей.
При воспоминании о семье, Стрех снова улыбнулся, ему стало значительно легче. Вот и поворот дороги, за которым откроется вид на его усадьбу. Предвкушая встречу с семьей, он сдерживал соблазн снять ногу с педали тормоза. Нет, пытаясь приблизить долгожданный момент, можно его отдалить навсегда. Горная дорога слишком коварна, и не прощает поспешности.
Все так же притормаживая, он плавно вошел, даже, скорее, вполз в поворот, и бросил привычный взгляд на свой участок. То, что он там увидел, заставило его забыть об опасности, и уже через секунду, рыча рискующим надорваться двигателем, фургон рванул вниз со всей доступной ему скоростью.
Ранняя осенняя мгла наползала на Пустоши. Поздней осенью и так рано темнеет, а здесь, в странной местности, где горы соседствуют со степями, и того раньше. Но им это только на руку.
На широком скальном выступе стояли четверо мужчин. Один, укутанный в темно-сиреневый плащ с капюшоном, полностью скрывающим лицо, вглядывался в низину, лежащую у отрога горы. Еще один, с автоматом на груди, караулил расщелину, через которую они сюда пришли. Скоро ночь, и на запах вкусной человечины может заявиться любая гадость. Еще двое стояли за спиной человека в плаще.
Полоз оторвал жадный взгляд от усадьбы, казавшейся отсюда совсем крошечной, и обернулся к подельникам.