Епископ закончил свою речь, словно его и не прерывали. Бабушка вручила ему объемистый сверток от Сейбера, и на суровом лице священника сразу расцвела улыбка.
– Присоединяйтесь к нашему праздничному столу, – без особой сердечности предложила бабушка. Когда священник кивнул в знак согласия и вышел из комнаты на удивление легкими шагами, она возвела глаза к небу.
– Насколько я понял, наш святой друг вам не по нраву, – заметил Сейбер.
– И ты ошибаешься, мой мальчик, – возразила бабушка. – Надо выказывать уважение служителям церкви.
Сейбер ухмыльнулся, несмотря на ее суровый тон, и заключил свою жену в объятия.
– Ну конечно, я уважаю его, – сказал он, коснувшись кончиками пальцев губ Эллы. – Он объявил о том, что ты теперь навеки моя, возлюбленная.
Холмы Котсуолда, поля лилового льна, желтой сурепки, нежно-зеленая трава и свежевспаханная земля, разбитая на квадратики, напоминающие лоскутное одеяло.
Экипаж катился по дороге под полуденным солнцем. Элла прижалась лбом к стеклу, и цветы у дороги расплывались у нее перед глазами. Длинные пурпурные орхидеи и желтые полевые цветы. Показались и крошечные белые цветочки ясменника. Она должна набрать букетик, как всегда делала весной, высушить и положить в белье.
В их белье.
Отныне она жена Сейбера, и все, что принадлежит ему, принадлежит и ей тоже, как и ее жизнь и его жизнь – единое целое.
Элла взглянула на Сейбера. Он сидел напротив нее, повернув лицо к другому окну. При таком повороте его шрамы не были видны, и его лицо стало таким, каким она впервые увидела его пятнадцатилетней девочкой, – только чуть старше и чуть более утомленное.
– Ты устал, – сказала она, нарушив молчание, которое, как ей показалось, продолжалось целую вечность.
Он посмотрел на нее.
– Я прекрасно себя чувствую.
– Но я же не сказала, что ты болен. Я сказала, что ты устал. Ты ведь не спал всю ночь.
– А ты спала?
– Да, по-моему. Немного. Но, думаешь, я не заметила бы, когда ты заснул? Или хотя бы на минуту прикрыл глаза, сидя в кресле, в котором ты провел нашу брачную ночь? – Сказав об этом, она тут же пожалела о своих словах. – Прости меня, Сейбер, пожалуйста.
– Ты ничего не понимаешь. – Он снова отвернулся к окну.
Его резкий тон больно задел Эллу. Она забилась на свое сиденье и поплотнее запахнула накидку.
Лицо его словно высечено из камня – бледное лицо, темные круги под глазами, плотно сжатые губы.
Она больше не могла вынести этого молчания.
– Я раньше никогда не была в «Непорочности».
– Правда?
– Да. И «Собака и куропатка» тоже очень миленькое местечко.
– Но ты, верно, останавливалась в других гостиницах.
– Да, но только не в мою первую брачную ночь. Он закрыл глаза, тень страдания промелькнула по его лицу.
– Я слышала, как они пели под окнами. Сейбер не открывал глаз.
– Они пришли с окрестных ферм, эти люди, просто чтобы собраться вместе. У местного лорда такие прекрасные сады, и неудивительно, что все любят прогуливаться там…
– Они приходят туда, чтобы выпить, – отрезал он.
– Тебе не нравится «Собака и куропатка»?
– О, ради всего святого!
– Сейбер! – Элла почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза, и часто заморгала. Она не заплачет. – Что я сделала? Что произошло с тех пор, как…
– Перестань. Пожалуйста, Элла, оставь меня в покое. Гостиница очаровательная. Я всегда любил в ней останавливаться.
– И все же ты не стал там делить со мной постель. – Она произнесла это вслух. Отлично. Так и надо продолжать – говорить открыто. Она помнила мамины слова о том, что мужчины и женщины именно так и должны вести себя друг с другом – не скрывать ничего.
Вместо ответа Сейбер оперся локтем о колено и запустил руку в волосы.
– Это просто невыносимо, – промолвила она дрожащим от обиды голосом. – Обратите же на меня внимание, милорд!
Он медленно поднял голову.
– Прости, что ты сказала?
– Не смей разговаривать со мной таким тоном. Я дала тебе возможность отказаться от женитьбы на мне. Но ты настоял на своем. А теперь я твоя жена, и ты пытаешься отплатить мне за это? – Элла вскинула подбородок.
– Ты лучше всех на свете, Элла.
Он произнес эти слова так тихо, что она вынуждена была наклониться вперед, чтобы расслышать его как следует.
– Ты моя удивительная девочка. Я не достоин тебя, но ты почему-то все равно меня любишь.
– Конечно, я люблю тебя.
Элле стало жарко. Она сняла шляпку и положила рядом с собой на сиденье. Их брак был ошибкой. Несмотря на все заверения в любви, Сейбер ведет себя с ней, как чужой. Она прикусила нижнюю губу и шмыгнула носом.
– О Господи. – Сейбер пересел к ней на сиденье и взял ее руки в свои. – Я расстроил тебя. Что мне сделать, чтобы ты стала счастливой?
– Встань с моей шляпки.
Он вскочил, забыв пригнуться, и стукнулся головой о полку для багажа.
– О черт!
– Сейбер! – Она вытащила из-под пего свою погибшую шляпку.
Он уселся снова, потирая затылок.
– Не переживай. – Он взял у нее из рук белую легкую шляпку с зелеными ленточками и швырнул ее на противоположное сиденье. – У тебя будут сотни таких, если только пожелаешь. Тысячи, если только это остановит твои слезы.
– Я уже не плачу, – сказала она ему, все еще всхлипывая.
– Но ты несчастна. – Он стукнул рукой по подушке. Выпрямившись, она повернулась к нему.
– У нас была восхитительная ночь перед свадьбой. Мне казалось, я умру от счастья. Каждое твое прикосновение было чудом, и я с нетерпением жду, когда же…
– Прошу тебя, Элла.
– О-о, не серди меня. Прошлая ночь – наша первая брачная ночь, я права?
– Ну да.
– А ты уселся в кресло и стал смотреть в окно, вместо того чтобы остаться со мной. Чтобы быть мне мужем.
Он прямо посмотрел ей в лицо. Потом склонил голову и протянул ей правую руку.
Элла нахмурилась.
– Что ты?
– Возьми меня за руку, прелесть моя. Я смущен. Она нахмурилась еще больше, но все же взяла его руку в свои.
– «Собака и куропатка» – многолюдное место, Элла.
– Ну да.
– А я люблю уединение.
– И что же?
– А с тобой у меня возникают определенные затруднения.
Она вздохнула.
– Я тебя не понимаю.
– Неужели это так сложно понять? – Он поднес ее пальцы к губам. – Ты очень страстная.
Элле стало еще жарче.
– Я думала, так и должно быть между мужем и женой, – ты ведь мне говорил.
– Да. Да, конечно. Но страсть производит… шум.
– Шум?
– Да, шум. – Он поцеловал каждый ее пальчик, затем приложил ее руку к своей груди. – Я не хочу, чтобы твои страстные крики слышали чужие.
Элла ошеломленно уставилась на него. Она вырвала у него свою руку.
– О! О, как это ужасно!
– Я знал, что ты поймешь меня правильно.
– А я решила, что мои… мои крики наслаждения отвратительны тебе и смущают тебя!
Прежде чем она успела отвернуться от него, он обхватил ее за талию и усадил к себе на колени.
– Твои страстные крики просто удивительны и удивительно возбуждают. И я не собираюсь ни с кем тебя делить – и твои крики тоже. И – чтобы покончить с этим вопросом, – я предпочитаю чувствовать себя в безопасности, когда ложусь спать. А я не чувствую себя в безопасности в гостинице.
Она прижала руки к груди.
– Наша дверь была заперта на ночь.
– А у меня есть все основания не доверять замкам в гостиницах. Я не допущу, чтобы тебя до смерти напугал какой-нибудь пьянчуга.
– Мне на это наплевать, – сказала она.
– Ну конечно. – Сейбер опустил ее на сиденье, задернул занавески и снова усадил к себе на колени. – Ну вот, теперь мы отгородились от всего мира.
Элла попыталась расстегнуть серебряную застежку накидки.
– Позволь, это сделаю я, – предложил Сейбер и не только расстегнул, но и снял с нее пелерину.
– Что ты делаешь? – воскликнула Элла. Трепет, удивление, возбуждение – все нахлынуло на нее сразу.