Ирина Лобусова
Без суда и следствия
Часть 1
Глава 1
Помню, как лицо выступает из мрака комнаты и приглушенный свет торшера кажется бледным пятном. Склонившись, Андрей рассматривает лежащий на коленях рисунок, проводя пальцем по четким, твердым линиям, наслаждаясь гармонией цвета и формы.
— Иди сюда!
Мои руки в муке — пытаюсь соорудить что-то съедобное на кухне. Я нахожусь там последние два часа и считаю ее весьма скучным местом. Я — обычная женщина, которой не очень повезло с мужем. Впрочем, я никому (даже себе) об этом не говорю… Меня зовут Татьяна Каюнова (по мужу), и, хоть я ношу его фамилию, отличаюсь весьма критическим взглядом на собственную семейную жизнь.
— Посмотри на этот рисунок.
Я отряхиваю руки и спрашиваю:
— Твой? (Хотя сама прекрасно вижу — для него рисунок слишком хорош. Но я не могу так не спросить).
— Разумеется, нет! Нравится?
— Не знаю… Какая-то чушь… Кто автор?
— Рисунок мальчика из моего класса.
— И сколько лет мальчику? Тридцать?
— Девять. Ему действительно девять лет. Зовут Дима Морозов. Ребенок из неблагополучной семьи. Отца нет, мать — вечно пьяная шлюха, из самых дешевых. Скорей всего ребенок вырастет — и тоже станет таким, как они. Он потрясающе талантлив. Если б ему повезло родиться в богатой семье, из него бы сделали вундеркинда. Возили по заграницам, увешивали бы призами конкурсов… А так… Так он шляется по подворотням, сигареты переводит пачками и первый раз покурить траву попробовал лет в шесть. Смешно, да? Того, чем одарен этот мальчик в девятилетнем возрасте, многие не могут добиться даже к сорока годам. Но для всех это очередной злобный зверек, выросший на помойке и скалящий острые зубы. Да он и ведет себя так, иногда и со мной. Я, пожалуй, все-таки единственный человек, которому он доверяет.
— И что ты собираешься делать?
— Знаешь, я его очень люблю. Для начала — выставлю рисунки в галерее. Мне плевать на коммерцию. У него должно быть будущее. А дальше — увидим. Надеюсь, я не дам ему пропасть.
— Этот рисунок возьмешь?
— Я его уже взял. Остальные — на таком же уровне. Нет, ты только посмотри на эту линию…
Помню, как из темноты выступало лицо, в приглушенном свете торшера казавшееся совсем бледным. Голова болела ужасно, и я встала с кровати, чтобы принять таблетку, а потом вновь свернулась клубочком на простынях, еще хранящих тепло моего тела. Накрылась одеялом до подбородка, и внезапно мне захотелось стать как можно меньше, превратиться в ребенка, за которого отвечают другие, чтобы полностью избавиться от чего-то очень страшного, черной тенью нависающего надо мной. Захотелось лежать так — в спокойствии, тепле и уюте — всю жизнь, в этой полутемной комнате, и не подниматься больше, не становиться собой, не слышать, не видеть, не чувствовать. На душе было так гадко, что еще немного — и я заскулила бы как потерявшийся щенок, который ищет, но не может найти бросивших его хозяев.
Телефонный звонок прорезал окружавшую меня тишину.
— Привет. Ну, мадам, я вас вчера видел. Обалдеть можно — ты была похожа на чудо природы. Естественно, без супруга. И почему твоему мужу так повезло?
— Не болтай чушь!
Это был Димка с моего четвертого телеканала.
— Я тебя разбудил?
— Нет.
— Поздравляю — после передачи Филипп рвет и мечет!
— Передай, что ему вредно смотреть телевизор!
— Он тебя ревнует — во-первых.
— Дима, ты глуп.
— А во-вторых, он желает видеть тебя в пятичасовом выпуске.
— Зачем?
— Для тебя кое-что есть. Новость, которая поставит на уши город. Особенно если в эфир провещаешь ее ты.
— Что именно?
— Все со временем узнаешь.
— Из какой области?
— Из криминальной.
— Терпеть не могу детективы.
— Это не детектив, а сенсация. Очень, очень интересненько. Так что передать Филиппу?
— Я приеду.
— Ну тогда пока.
— Ну давай.
Когда в комнату ворвался Димка, поток раскаленного июльского воздуха ударил меня по ногам.
— Ага, пришла, прекрасно, так, значит, постараюсь кратко ввести тебя в курс дела. Смотри.
С размаху Димка бросил на стоящий передо мной столик несколько цветных фотографий. Я взяла их в руки и разложила на столе. В первую минуту не могла понять, что на них изображено, потом приступ тошноты тисками сжал горло. Фотографии были цветными. Столько крови я не видела никогда… Мне стало казаться, что кровь была там повсюду — на стенах, на потолке, на решетке крошечного окна (которое было прилеплено почти под потолком), не говоря уже о том, что творилось на полу… Сплошной кровяной поток! Одна из фотографий изображала обезображенный череп, на других — то, что осталось от туловища. Я бросила фотографии изображением вниз, потом схватилась одной рукой за горло, другой за рот.