— Погодите, доктор, — остановил его молодой человек, которого приятель называл Чарльзом. — Вы сказали, что передали ее на лечение сэру Уорбертону Джайлзу. Тогда она, наверное, была отнюдь не бедной?
— О да, это была весьма состоятельная женщина.
— Вы не знаете, она оставила завещание?
— Нет, не оставила. Мне кажется, я уже упоминал, что все, хоть как-то связанное со смертью, вызывало у нее сильнейшее отторжение. Она наотрез отказывалась писать завещание, потому что мысль о таких вещах ее сильно расстраивала. Однажды я рискнул самым нейтральным тоном заговорить с ней на эту тему (это было незадолго до того, как пациентке сделали операцию), но в результате она лишь разволновалась, что было крайне нежелательно. Кроме того, она говорила, что все это просто ни к чему и, в общем-то, была абсолютно права. «Дорогая, ты единственная родня, которая осталась у меня на этом свете», — говорила она племяннице. — «Мое состояние достанется тебе, что бы ни случилось. Я знаю, ты и без завещания не забудешь моих слуг и людей, которым я оказывала благотворительную помощь». Так что я не счел нужным особо настаивать. Кстати, я сейчас вспомнил… Впрочем, это случилось значительно позднее и не имеет никакого отношения к делу.
— Прошу вас, — произнес Питер, — расскажите все подробности.
— Однажды я пришел навестить старую леди и обнаружил, что ей хуже, чем я ожидал. При этом она была сильно взволнована. Племянница рассказала мне, что причиной тому послужил визит поверенного, который вел дела их семьи. Это был не местный адвокат; он приехал из родного городка старушки. Поверенный настоял на том, чтобы переговорить с ней с глазу на глаз. В конце беседы больная страшно рассердилась, разволновалась и стала кричать, что все вокруг сговорились свести ее в могилу раньше времени. Адвокат ничего не стал объяснять племяннице, но перед уходом постарался ей втолковать, что если ее тетушка вдруг пожелает его видеть, пускай за ним пошлют в любой час дня и ночи, и он немедленно явится.
— И что, за ним действительно послали?
— Нет. Старая леди страшно разобиделась на него и передала свои дела местному адвокату. Это было практически последнее деловое мероприятие, которое она провела для себя лично. Вскоре после этого возникла необходимость сделать третью операцию, и после нее старушка стала постепенно впадать в беспомощное состояние. Ум ее тоже ослабел. Больная стала неспособна понять любой мало-мальски сложный вопрос, и слишком мучилась от боли, чтобы заниматься делами. Племянница получила доверенность на право подписи и стала вести все денежные дела тетушки.
— Когда это произошло?
— В апреле 1925 года. Несмотря на то, что пациентка начала впадать в слабоумие (в конце концов, она ведь уже была в преклонных годах), у нее оказался удивительно крепкий организм. Я прибег к одному новому методу лечения и получил исключительно интересные результаты. Поэтому я еще больше огорчился, когда произошло то удивительное событие, о котором я намерен вам рассказать.
Мне следует упомянуть, что к тому времени нам пришлось нанять для нее сиделку, потому что племянница не могла дежурить рядом с больной день и ночь. Первая сиделка прибыла в апреле. Эта очаровательная и очень способная молодая дама была просто идеальной медсестрой. Я полагался на нее абсолютно во всем. Ее порекомендовал мне сам сэр Уорбертон Джайлз; хотя девушке было всего лишь двадцать восемь, она отличалась умом и рассудительностью, которые сделали бы честь женщине вдвое старше ее. Признаюсь, я глубоко привязался к этой леди, так же, как и она ко мне. Мы обручились и рассчитывали через год пожениться. Так бы все и случилось, если бы не моя проклятая добросовестность и гражданская смелость.