В десятке шагов от него постановщик трюков изо всех сил орал на кого-то по рации, но разобрать, что именно он кричал и кому, в грохоте пиротехнической какофонии было невозможно. Каскадеры и пиротехники сгрудились у полевого пункта управления, от которого исходили все команды сотням разложенных на поле зарядов и хлопушек. Нажатием кнопки они поднимали за притормозившим у специальной метки танком стену огня, ловко имитировали минометные взрывы среди наступающих «фашистов», которые были строго проинструктированы, что к помеченным красными планками бугоркам и холмикам приближаться ближе чем на пять метров нельзя.
Наконец прозвучала команда «стоп», продублированная добрый десяток раз. Подрывники истощили свои запасы. Все. Теперь оставалось только молиться, чтобы операторы оказались на высоте и сняли все так, чтобы понравилось режиссеру, поскольку собрать для дубля такое же количество людей и техники было невозможно. Попросту не хватит денег, даже с учетом того, что они идут из-за границы, из Германии. Батальная сцена и так сожрала львиную долю бюджета картины, еле концы с концами свели.
Седовласый представительный мужчина порывисто поднялся со своего места и схватил мегафон. Привыкшие к работе с Зымариным люди приготовились к промежуточному «разбору полетов».
— Чуклин! Почему у тебя танк посреди поля раскорячился? Передохнуть вздумал?
Лысый, как колено, потный удалец в кожаной жилетке на голое тело хмуро взглянул на разогревающегося шефа.
— Я тебя спрашиваю, Чуклин! Где взрывы? Где отлетающая башня? Мне что, из-за вашей лени всю сцену заново снимать? Что молчишь?
— Сергей Сергеевич, ну невозможно без накладок ведь! Техника же древняя, как динозавры, убитая напрочь! Ну заглох танк, и черт с ним. Тем более башня не у него слететь должна была, а у «восьмерки». Там все в ажуре. А вокруг этого и так три пиропатрона рванули. Смотрелось в лучшем виде, как прямое попадание…
— Это у тебя сейчас будет прямое попадание и контузия! Ты меня учить, что ли, вздумал, шалопай? «Смотрелось в лучшем виде»! — Режиссер постепенно повышал обороты. Сегодня он был не в самом хорошем расположении духа. — А бомбы? Это разве бомбы? Это же вообще фигня полная! Дети китайским ширпотребом у подъездов и то громче шалят! И откуда среди наших эта собака взялась?
Рыжеволосый ассистент режиссера удивленно переспросил:
— Какая собака, Сергей Сергеевич?
— Никому ничего не надо! — еще больше вскипел Зымарин. — Я один за всем следить должен! Может, мне и полы еще в гостинице мыть начать? Кто, спрашиваю, собаку на съемочную площадку пустил? Ту самую облезлую дворнягу во втором окопе, где был взрыв и горы трупов!
— Не было никакой собаки, — не очень уверенно заявил Вилин. — Я вроде в бинокль смотрел. Бойцы нормально легли, очень реалистично…
— Вроде Володя, да только не тот! — грозно зарычал седой. — Я еще не до конца ослеп! Солдаты от взрыва, значит, героически гибнут, а псине — хоть бы хны! Сматывается, поджав хвост, гадина!
Девушка с «хлопушкой» тихонько прыснула в кулачок. И совершенно напрасно: от острого уха режиссера это не укрылось.
— А ты чего ржешь, пигалица? Когда с хлопушкой обращаться научишься? Не дай бог на просмотре в кадре твой нерасторопный зад дольше положенного задержится — уволю к чертовой бабушке!
Девушка обиженно покраснела и автоматически разгладила ладонью юбчонку на той самой «нерасторопной» части тела.
— Все, потом со всеми разберусь! — глянул на часы Зымарин. — У нас еще работы немерено, а вы растабарились здесь, как на ярмарке! Давай бегом к отдельным эпизодам готовиться, пока общий план сносный. Саня! Добавь дыма на поле! «Тридцатьчетверки» убрать, фашистов назад слегка! И огня, огня побольше! Что вам, бензина жалко? Где мотоциклист? Где медсестра? Быстро на исходную! Солнце уходит!