Сан-Франциско в целом нам понравился, здесь мы чувствовали себя окруженными вниманием. У меня было любопытное интервью с репортером из «Таймса», который приехал сюда на музыкальный фестиваль. Одним из центральных вопросов, вокруг которых вертелась наша беседа, был следующий: «Простите, а сколько кругов в миле?».
Наверное, как специалист в музыке, да и к тому же из города, где не бывает крупных соревнований на открытой дорожке, он был более знаком с разметкой дистанции в закрытом помещении.
Мы питались хорошо и разнообразно. Однако почти все деликатесы были приправлены кисловатым соусом нервного ожидания предстоящей схватки в Модесто.
Из Сан-Франциско мы отправились в Пало-Альто, где нас встретили легкоатлетический тренер Форрест Джемисон и новозеландец Лес Миллз. Мы отправились на пресс-конференцию в спортивный клуб. В клубе я откровенно рассказал об уровне своей готовности, о возможных результатах соревнования, о перспективах остальных спортсменов. Я сделал ошибку лишь в отношении Битти, а все остальное полностью подтвердилось на миле в Модесто.
Я был настолько точен в своих прогнозах, что один почтенный китаец, слушавший меня в клубе, наблюдая позднее милю по телевизору, очень удивил своих друзей, правильно предсказав распределение мест на финише. Это доставило ему такое большое удовольствие, что во второй наш приезд в Пало-Альто он решил пригласить нас с Халбергами в свой сказочный ресторан Минг.
Наступила пятница, и мы выехали в Модесто. Только там мы узнали, что соревнования будут передаваться по телевидению. До этого подобное случилось только однажды, когда прославленный Лэнди бежал против Осси Бейли.
Меня нисколько не утешала мысль, что теперь 40 миллионов янки с нетерпением и злорадством ожидают увидеть предстоящий триумф Битти. Я был настолько возбужден, что до деталей представлял себе, как в этих соревнованиях Битти лишает меня моей репутации, с таким трудом завоеванной после Рима. «Если он выиграет, — думал я, — я пропал».
Томление в Модесто
Суббота. Бег трусцой 20 минут в компании с Мюрреем. В конце пробежки чувствую себя хорошо. Ленч.
После полудня, задолго до соревнований, начинаю томиться у себя в номере.
Эти переживания в спорте — обратная сторона медали. Вы ничего не можете поделать, потому что на карту поставлено слишком многое. В таком состоянии было бы прекрасно ухватиться за мысль, что это всего-навсего игра, однако, когда вы поднялись на такую ступень, где соревнование становится делом личного и национального престижа, болезненные переживания неизбежны.
Я продолжал томиться. Я вспомнил статью в одном американском журнале, где утверждалось, что в сезоне 1963 года Битти сделает два больших дела: сначала побьет мировой рекорд на милю, а потом его прежнего обладателя, то есть меня. «Как бы не получилось, что он сделает оба дела в один прием», — говорило мне мое воспаленное сознание, когда я смотрел правде прямо в лицо.
Я томился все больше. Битти побежит сегодня вместе со своими товарищами по команде. Я буду совершенно один. У меня медовый месяц — обстоятельство, которое многие газеты подчеркивали. Кэри Вейзигер, говорят, сказал даже: «Если мы этого парня не сможем побить в его медовый месяц, мы не доберемся до него никогда».
Я томился. Моя подготовленность все еще не та, что должна быть. Битти лучше меня.
Я не был особенно уверен, что предыдущие 5000 м могли истощить его. И не рассчитывал, что Джим Грелле так же сильно хочет обыграть Битти, как я.
Обычно я не смотрю соревнований, в которых мне предстоит выступать. Приезжаю на стадион лишь за час до своего вида, а этого времени хватает только на то, чтобы выбраться на дорожку и провести разминку.
В тот день по дороге не стадион мы включили радио, как раз транслировали открытие соревнований. Играли гимн моей страны. Для меня последний раз это было в Риме, когда я стоял на пьедестале почета. Тогда меня внезапно охватило сильное возбуждение, и теперь, сидя в машине, я испытывал то же самое чувство. Слышать гимн своей страны, исполняемый в твою честь, когда ты далеко от дома, — это очень многое значит, и я приободрился.
На дорожке я все еще нервничал. Я не мог сконцентрироваться на разминке. Обычно я разминаюсь очень энергично. В тот день я чувствовал желание прекратить разминку уже после полумили.
Я смотрел, как разминаются другие. Они бежали раз машистым шагом, выглядели уверенными и ненапряженными. Обычно на поле меня интересуют всякие события, я также всегда приветствую знакомых спортсменов, когда пробегаю мимо них. На этот раз, проходя мимо Битти, я сделал вид, что не замечаю его.
Чтобы «врезаться» в программу телепередач, старт был назначен в строго определенное время.
Нас вызвали на дорожку, представили в индивидуальном порядке зрителям и предложили занять свои места. Мне была любезно предоставлена первая дорожка. Битти встал рядом.
Внезапно получилась накладка. В предшествующей телепередаче «Схватка недели» времени израсходовали больше, чем положено. Оператору приказали оттянуть старт до тех пор, пока телестудия не будет готова. Оператор был хитрый и ловкий парень. Он вылез на середину дорожки и сделал вид, что крупным планом снимает бегунов вдоль линии старта. Когда, наконец, его удалось убрать, уже было все готово. Миллионы телезрителей подключились к состязанию точно в момент старта.
Все это не способствовало моему спокойствию. Однако как только я услышал выстрел, моментально пришел в боевую готовность. В эти считанные доли секунды я привел себя в норму. Усталость исчезла, адреналин сделал свое дело. В первый раз я представил себе соревнование не в мрачных тонах.
Я часто говорю, что в миле первые три круга простая формальность. Состязание начинается на четвертом. То же имело место и в этот раз.
В соревновании бежал «заяц» Джордж Джезапп. Он оторвался от нас на 10 ярдов. И хотя Битти, возглавив преследующую группу, пытался подстегнуть темп, Джордж оставался на своем месте, пока не были пройдены полмили — 1.59,0.
Три четверти мили лидеры прошли меньше чем за три минуты, у меня было 3.02,0. Я бежал четвертым, моя позиция была удобной. Впереди были Вейзигер, Грелле и Битти. Проходя по предпоследнему виражу, я заметил, что могу зажать Битти и предотвратить тем самым его знаменитый спринт за 300 ярдов до финиша. Я подошел слева вплотную к его плечу и не отпускал его ни на дюйм.
Вот и предпоследняя прямая. Грелле хочет обойти Вейзигера. Оба начинают понемногу отрываться. Я смотрю назад влево, чтобы убедиться, что Битти не собирается начать атаку. Тогда я начинаю догонять ушедших двух.
Я достал их в начале последнего виража. В этом месте все эмоциональные напряжения и опасения я выбросил прочь, начав сокрушающий финальный рывок. Ни когда раньше не спринтовал так, как в этом забеге. Я летел по виражу в полном забытьи.
Выйдя на прямую, я решил рискнуть и обернулся. За моей спиной была 10-ярдовая брешь. Я был поражен. Остальные бегуны, казалось, тащились пешком.
Я продолжал энергично работать всю прямую, хотя, может быть, на последних ярдах чуточку сбавил. Соревнование к этому времени было уже выиграно.
Благодаря бодрящему чувству полной победы я разорвал ленточку почти совсем свежим. Здесь, должно быть, замешано явление психического порядка. Если бы соревнование такого рода закончилось поражением или отчаянной борьбой за победу на финише, я был бы близок к истощению. Тогда же я был свежим, как яблоко, только что сорванное с дерева.
Я закончил бег в хаосе. Официальные представители, репортеры с микрофонами, рев на трибунах, речь где-то рядом со мной — все перемешалось. Прошло несколько минут, прежде чем я смог освободиться.
Я отправился искать Салли. Помню, как Битти, проходя мимо меня с опущенной головой, вяло притронулся к моей руке. Я не видел его потом до следующего дня.