Но закрутились, забыли. Даже Таня — ей тогда, ой, несладко жилось. Толя гулял, буянил, ночами гонял их с Наташкой по коридору — Наташка наутро ничего не помнила и думала, будто это плохой сон — а и правда, было как во сне, когда бежишь на ватных ногах, но остаешься на месте, а чудище дышит в спину. Потом хлопок, резкий свет, и оно отсечено белой дверью — только задвижка прыгает, готовая оторваться. А потом Наташка засыпает на руках у мамы. Чудище грозит из-за двери, но голос становится все дальше и тише — и проваливается куда-то. Кошмар истончается, вместо него снится другое, доброе, что заставляет Наташку улыбаться, — проснувшись, она никогда не помнит, чему улыбалась.
— Мамочка, зачем снится плохой сон? — пристает Наташка утром.
— Так бывает, — отвечает Таня и отводит глаза.
Чудище храпит поперек кровати. Таня его боится. Это животный ужас, сводящий лопатки. В теории Таня знает, что бояться нельзя и недостойно. Что надо бороться. Но не может выключить страх внутри себя. Счастье, что по ночам душевая пуста. Когда Толя звереет, Таня несется туда что есть духу, тащит сонную Наташку под мышкой, Наташка хнычет и дрыгает ногами. Задвижка сделана на совесть, как специально для таких случаев. Толя бежит следом — и никогда не догоняет, его болтает от стены к стене, он спотыкается о велосипеды и коляски и потом колотится в запертую дверь душевой. Весь этаж нехотя просыпается, хлопают двери, слышатся недовольные возгласы. Мужики наподдают Толе и волокут его в комнату, бросают на кровать. Он быстро успокаивается, засыпает. Таня крадется домой. Наташка дрыхнет. Тяжелая. Рукам больно. Наутро Толя делается елейный и дней пять не пьет, только несет Наташке шоколадки, а жене бесполезную галантерею.
Таня никогда не знает время следующего представления. Ей трудно сосредоточиться. Ей не до капсулы, не до таблички. Время идет. Идет дождь. Идет снег. Краска слезает — и уже через год от нее остаются редкие шелушинки. Камень стоит в парке на видном месте, рядом детская площадка — качели и карусель, и железный турник. До камня никому нет дела. Иногда за ним кто-нибудь хоронится, играя в прятки. Таня думает о страхе, который ест изнутри. О Наташке и ее счастливой короткой памяти. О разводе. Думает и не решается. Наташка любит шоколад. Любит папу. Она ничего не понимает в проклятой взрослой жизни.
Таня терпела еще четыре года. Уговаривая себя, будто это ради Наташки. На самом же деле стыдно было стать «разведенкой».
Июль перевалил за середину, жара стояла под сорок, и такая шла пылища со стороны нового города, хоть святых выноси. Там строили и строили. Дома в девять, двенадцать этажей. Аэропорт. Усть-Илимску прочили двухсоттысячное население. У Тани был отпуск, но они с Наташкой никуда не поехали — страшно было оставлять непутевого отца одного. К тому же Таня готовилась к переезду. Подошла наконец-то очередь им перебираться в новостройку. А следом шевельнулась и робкая надежда, что, может, убравшись из общежития, они наконец-то наладят семейную жизнь.
Наташка гоняла где-то в парке с компанией мальчишек. Была с ними еще тихая Лиза, она вечно смотрела Наташке в рот и делала, что та повелит. Три дня всей шайкой заваливались к Лизе смотреть «Бронзовую птицу» и теперь, конечно, играли в это. Лиза накарябала на тетрадном листке план, Наташка предложила, что карусель — это как будто лодка, а во-он тот камень — как будто плита на кургане. Было их человек десять. Камень откатили всем миром. И каково же было удивление, когда, совсем немножечко раскопав колючую сухую землю, обнаружили ящичек — совсем как в кино!
Спустя полчаса Наташка торжественно вошла в комнату, держа на вытянутых руках пыльную коробку — а следом втянулись мальчишки и Лиза. Встали в дверях, сопя и подергиваясь, точно руки и ноги у них были на шарнирах. Поперек щеки у Наташки тянулась свежая царапина, локоть был разодран — она честно боролась за право обладания ящичком и всех победила.
Ящичек казался знакомым.
— А Гришка говорит, что это его коробка! — заявила Наташка гневно и плюхнула трофей на обеденный стол.
Бойко-младший мялся среди вошедших. Он был болезненный мальчик, ровесники его к себе не брали, старший брат третировал — вот и пришлось прибиться к малышовой компании. Но даже тут лидерство перехватила Наташка, ну что за жизнь?!
— А что! — подал Григорий Бойко неуверенный голос. — У бати такой был, а потом пропал.
И тут Таня поняла…