От подобных мыслей хотелось плакать. Это они не давали спать по ночам, а вовсе не Ольгино присутствие в доме. И от этого понимания, что сестра ничем перед ней не виновата — и никто не виноват, — еще горше хотелось, чтобы она поскорее уехала. Татьяне Александровне чудилось, будто и Ольга чувствует и оценивает разницу между ними. Оценивает и… смеется? Именно что смеется! Она бы на ее месте уж точно посмеялась. Слабости и глупости человеческой — в первую голову.
Она думала и думала об этом, и злилась все сильнее — на скандинавские палки, на абрикосы эти дорогущие… ну хоть бы спросила, прежде чем покупать, а можно ли человеку абрикосы, у человека, может быть, сахар высокий или язва желудка… но ведь нет — дались ей эти абрикосы, носит и носит… конечно, они вообще-то вкусные, но в принципе! А пуще абрикосов раздражал рюкзачок с ублюдочной собакой. Разве она, Татьяна Александровна, позволила бы себе нацепить на спину эту карикатуру и пойти вот так в город? Взрослая женщина?! Практически старуха?! Да никогда! Она бы и Женьке не позволила, будь ее воля, с этой собакой ходить! Только Наташка как рот откроет да как заорет: «Не тронь ребенка!» Умные все. Свободные. Никаких им в жизни ни приличий, ни правил, ни авторитетов. Об одном удовольствии думают.
В какой-то момент обида сделалась нестерпимой. Накатила, как большая волна, — впору захлебнуться. Надо было плыть, подняться над водой и глотнуть воздуху.
Татьяна Александровна выглянула в коридор. Наташка сидела, уткнувшись в ноутбук, Женька гоняла своего электронного мальчика — только в ванной шумела вода. Не включая света, на цыпочках подошла к вешалке, протянула руку. Взяла проклятые палки, прислоненные в темном углу. Примерилась. Что же все-таки Ольга в этом находит?
Мягкие рукоятки удобно легли в ладони. Палки оказались легкие, почти невесомые. Сделала три шажка, от двери и до старой тумбочки — туп-туп-туп. Идти было удобно. А впрочем, ничего особенного — просто дополнительная опора и все. Слезы покатились по щекам. Да будьте вы прокляты со своими палками! Со своей скандинавской ходьбой! Со своей свободой — внутренней и какой угодно!
Она тихонько поставила палки на место и вернулась в кухню. Села на тахту, обиженно ткнула кнопку телевизора и стала смотреть новости. Новости ее успокаивали — там ни слова не было о счастливых людях.
Все кончается. Окончился и этот кошмар. Последний день пойман был в кружок, и Ольга, собрав чемодан, отправилась в Кралупы. Наташка вызвалась провожать, Женька увязалась за ней. У них это называлось «поехать в город». Татьяна Александровна осталась дома одна.
Квартира, в последний месяц такая тесная и суетливая, вдруг замерла, как будто в ней села батарейка. Тишина, которой так ждала, неожиданно дала не покой, а чувство тревоги. Она звенела на одной пронзительной ноте — и уж хоть бы вышибалы позвонили, что ли, но и те притихли, дня три не было от них вестей. Она позвонила Наташке на мобильный.
— Едем! — раздраженно буркнула Наташка в трубку. — Не трать деньги! Посадим тетю Олю в самолет, я тебя наберу. — И отключилась.
В машине слушали музыку и смеялись. А здесь лишь хлопала форточка в освободившейся детской. Татьяна Александровна с трудом забралась на стул, заперла форточку. Выглянула в окно. У подъезда сидела при полном параде неизменная троица. Маринка на днях сделала завивку и нарядилась в обтягивающую майку со стразами, подружки завели себе вьетнамские брюки. У старшей вместо косынки была теперь панама в стиле «милитари». За спиной у них, широко обняв спинку скамейки, стоял Тимофеич, местный слесарь. Он был вдовец, и вся троица с ним немножко флиртовала. Наглый тип, Татьяна Александровна не любила его.
Сквозь закрытую форточку не было слышно, о чем говорят внизу. Но что-то веселило компанию. Они смеялись — уж не над ней ли?
И такое вдруг взяло ее зло, такое накатило одиночество, бессилие такое...
Она слезла со стула — это вышло почти легко, ведь злость один из самых мощных источников энергии, — исполненная решимости, отправилась в кладовку и долго гремела там, перекладывая ненужное и громоздкое, — пока не откопала старые лыжные палки, с которыми Наташка ходила зимой на физкультуру. Осмотрела критически. Вооружившись кусачками, отсоединила пластмассовые кольца.
Через полчаса из подъезда вышла энергичная пожилая женщина, одетая в красный спортивный костюм дочери, с рюкзачком внучки за плечами, и победно промаршировала мимо замершей от удивления скамейки. Джейк, удаляясь, смотрел на ее обитателей пустыми белыми глазами без зрачков — и явно глумился.