— Все-таки Елизавета — дочь именно твоего брата… Странно, что ты не хочешь оставить ее в покое, — заметил князь.
— Ничего странно. Евгений, я думаю, меня понимает лучше, чем ты, — ответила мужу княгиня.
— Верно, матушка права, — сказал князь Евгений. — Я, да и сестры, мы все рассчитывали на большее. В конце концов нашей княжеской фамилии не помешает больше блеска, чем мы имеем сейчас. И почему-то эта сирота, которую дядя Павел повесил нам на шею. Получает все в обход нас. Если бы бабка поделила свое состояние поровну! — вспылил Евгений. — Но нет! Она оставила почти все этой… А мы? Матушка решительно права!
— И что? Что теперь делать? — князь Вяземский был недоволен.
Ему вовсе не хотелось сейчас что-либо предпринимать, да еще против родственницы. Он был вполне доволен тем, что ему причиталось по завещанию. На какое-то время денег бы хватило, он бы рассчитался с долгами и осталось бы еще, а думать о будущем он не желал никогда. Но… Раз Ксения что-то задумала, проще было согласиться.
— Ты, кажется, сказала, что есть какой-то выход? — спросил князь жену.
— Да, — твердо ответила Ксения Григорьевна. — Если бы опекунами старуха назначила нас, то не было бы никакой мороки, но поскольку опекуны — Воейковы, то Елизавета должны будет покинуть наш дом, перебраться в Петербург, а деньги так и останутся под присмотром моих дяди Петра Петровича и братца Владимира. Были бы опекунами мы, то деньги оказались бы в наших руках и рано или поздно мы бы ими распорядились как надобно.
— Но позволь, Ксения, — сказал князь, — а опекунский отчет? Мы же не смогли бы в любом случае распоряжаться этими чужими деньгами, как своими…
— Это верно, — ответила княгиня, — но в таком случае даже и лучше, что не мы опекуны, как я сейчас понимаю.
— Так что вы придумали, mama? — вопросил Евгений.
— Мы заставим Елизавету отказаться от своей доли наследства в нашу пользу! — торжествующе вымолвила княгиня.
— То есть это как? — изумился князь. — Кто ей позволит? Без согласия опекунов?…
— Если дело провернуть с умом, то, насколько я знаю дядю Петра, он даже не усомнится в содеянном и никогда, слышите, никогда не будет опротестовывать воли Елизаветы!
— Но с чего бы ей вдруг ото всего отказаться? — спросил Евгений.
— О! Скажем, моя любимая племянница решит посвятить себя монастырю? Разве она не высказывала такого желания?
— По чести говоря: нет, не высказывала, — сказал князь.
— Да кто знает о том! — закричала княгиня. — Достаточно нам будет сказать, что это было ее всегдашнее желание, и все нам поверят!
— Но деньги? — сказал Евгений. — Деньги! Почему она оставит их нам, а не, скажем, своим опекунам?
— Да потому что мы любили ее, — произнесла княгиня, — заботились о ней, воспитывали ее… И, в конце концов, я ей родная тетка, а кто ей господа опекуны? Так, дальняя родня. И что они для нее сделали? Ничего! А я — я заботилась о ней с малолетства, я любила ее, как родную дочь! Чтобы не вызвать подозрений, нужна самая малость.
— Какая?
— Некоторую часть от наследства она принесет в дар монастырю, но самую малую… Тысяч пятьдесят, не больше. А все остальное завещает любимой тетке, заменившей ей мать.
— Таким образом, матушка, состояние достанется вам? — спросил ее сын.
— Евгений, мой мальчик, — нежно ответила ему Ксения Григорьевна, — я, твоя мать, всегда заботилась о твоих интересах, ты знаешь это. Даже сестры твои мне не были так близки, как близок ты. Подобное решение просто формальность. Логично оставить деньги женщине, заменившей мать, чем кузену, или кому-либо другому. Как только я получу их, то тут же передам тебе.
— Вот интересно, а я? — спросил князь. — А девочки?
— Все получат необходимую им сумму. Но согласись, Александр, что наш наследник, — твой наследник! — имеет преимущество перед всеми!
— Хорошо. Но как ты заставишь Елизавету, Ксения, все деньги оставить нам, а самой пойти в монастырь? — лениво произнес князь.
— Я пока не решила, — ответила княгиня. — Но она в нашей власти. Мы можем вынудить ее принять такое решение. Запрем здесь, в доме… Или отправим в наш монастырь, к матушке-настоятельнице. Я хорошо знаю ее, мы с ней в свойстве. Понимая выгоду от пострижения Елизаветы, она пойдет мне навстречу и, я думаю, быстро уговорит, или заставит девчонку согласиться стать монахиней.