Тем временем наши путешественники, миновав Москву и даже запасшись там всем необходимым для дальней дороги, уже направлялись в столицу. Они уже были совсем близко от Петербурга, менее чем в одном дне пути, и остановились на ночлег на станции. Кроме них там было два офицера, да старик-смотритель со своею женою. Место было пустынное, тихое, рядом располагался густой лес, и все наводило на мысли о разбойниках, которые, как говорили, пошаливали в этом краю.
За несколько дней пути Лиза уже чуть ли не сдружилась с Сергеем Николаевичем. Она уже чувствовала его почти своим братом, и уж точно своим защитником. И он ни на минуту не обманул ее ожиданий. Сам Алексеев был ею очарован и, более того, был в восторге оттого, что она вовлекла его в подобное приключение. Его жизнь, как, впрочем, жизнь любого молодого человека, занятого обычною службою, была вовсе не весела и наполнена одними только заботами. Но это бегство, прямо как в приключенческом романе, взбодрило его, пробудило доселе неведомые ощущения. И хотя за ними никто не гнался, но это постоянное опасение, ощущение того, что их в любой момент могут остановить, а также и опасения Елизаветы Павловны, которые она иногда высказывала — все это сообщало ему непередаваемые ощущения. Он только теперь почувствовал, что живет полной, интересной жизнью, совсем не то, что было прежде. А главное, его спутница настолько доверилась ему, что Сергей Николаевич чувствовал себя значительно более сильным, отважным человеком, чем он раньше думал о себе. Он и не предполагал, что может стать этаким рыцарем, или героем романа, каким вдруг стал в одночасье. Но скоро ему предстояло снять с себя эту приятную обязанность заботы о Елизавете Павловне. Он немного опасался того, что скажет ему по приезде Петр Петрович, но… Он чувствовал себя абсолютно правым и нигде и ни в чем не преступившим закона и правил приличия.
Тем временем наступила ночь. Елизавету Павловну он лично устроил в коляске. Все ночи девушка проводила именно так, потому что страшно боялась тараканов, которых на всех станциях, что были у них на пути, было в каком-то непередаваемом изобилии. Сам Сергей Николаевич свел знакомство с офицерами, так же, как и он, ожидавшими почтовых лошадей, и теперь играл с ними в карты по маленькой. Офицеры были гусарами и, как и полагалось гусарам, были весьма задиристы, решительны и усаты. Они было пытались поухаживать за Елизаветой Павловной, но она так решительно пресекла все их попытки, что они почти смущенно ретировались и предпочли играть в карты с ее спутником. Ротмистр Буянов, правда, не смирился еще с тем, что его отвергли, и обещал, что добьется благосклонности прелестной девушки, в которую, как он уверял, влюбился с первого же взгляда. Но весь его внешний вид и характер позволяли думать, что это скорее говорит в нем простой задор, но никак не искреннее чувство. Его спутник, капитан Храбров, был человек более умеренный и, умея остановить разошедшегося приятеля, сохранял относительное спокойствие в помещении, где находился его приятель.
Но стоило Лизе удалиться на ночь, как Буянов и Храбров, между прочим, оба были близкие приятели поэта Василия Львовича П. и благодаря тому были хорошо известны чуть не во всех столичных гостиных, вызвали Алексеева на более решительный карточный поединок. Впрочем, в карты играли не долго. Скоро потушили свечи и улеглись спать в общей горнице. Алексеев все никак не мог уснуть. Он слышал, как захрапел Буянов, как ворочался Храбров, который, видно, тоже не мог уснуть. За стеной докучливо пел свою песню сверчок, крысы возились в подполе…
Повздыхав, Храбров и Алексеев, не сговариваясь, поднялись и молча вышли в сени. В небольшом чулане, в который они вели, стояли сундук и кровать. Все так же молча Алексеев улегся на сундук, капитан на кровать. И только оба задремали, как до их слуха донесся тихий разговор.
— Не мешкай! Ступай скорее! — твердил старик. — Пока они спят, надобно успеть… Наши будут к рассвету, тогда мы всех порешим…
— Как, и девушку? — ответила ему жена.
— И ее. А что прикажешь, оставлять? Да как?
— А справятся они со всеми? Двое офицеров, да еще молодой господин.
— Справятся, не бойся. Да не перечь мне! Слушать более ничего не хочу! Ступай, а не то…
Старуха ахнула и промолчала.