— Как же это понимать? Вы желаете драться? — Бунин весь подобрался и был уж готов ко всему.
— Конечно, будь вы военным, я бы не сомневался, — тянул ротмистр, — но чего ждать от статского?
— Уж не подозреваете ли вы меня в трусости, сударь? — поэт разошелся не на шутку.
Буянов смерил Бунина взглядом, впрочем, вовсе не презрительным, а внимательным.
— Так вот! — воскликнул поэт. — Никто и никогда не смеет подозревать меня в трусости! Более того, — вдруг понизил он тон, — Елизавета Павловна мне дорога не менее, а может быть и более вашего и, как знать, кого из нас она предпочтет?
Бунин уже и позабыл, что Лиза напрочь отвергла его ухаживания. Теперь молодому человеку казалось, что она, узнав о его подвигах, оценит его чувства и по-новому взглянет на его искательства.
— Что слышу? Соперник? — прищурился ротмистр.
— Друзья мои, утихомирьтесь! Что толку в том, что вы теперь поссоритесь и после будете стреляться? — говорил разумный Храбров. — Разве этим привлечешь к себе сердце девушки?…
— Ах, молчи! — прервал рассуждения приятеля Буянов. — Что же, — обернулся он к поэту, — согласны ли вы на дуэли выяснить, кому будет принадлежать счастие первенствовать в любви?
— Дуэль? Полно! — но Храброва уже никто не слушал.
Шампанское изрядно затуманило и влюбленную голову поэта, и мысли бесшабашного гусара.
— Дуэль? Непременно, ротмистр! — залихватски усмехнулся поэт.
— Итак, это утро мы уж не берем, а послезавтра в шесть часов я жду вас на Петергофской дороге. Впрочем, есть ли у вас секунданты? Может быть, стоит…
— О, нет, — прервал соперника Бунин, — в друзьях у меня недостатка не будет! Будут и секунданты. Благоволите сообщить, куда их прислать?
Буянов назвал свой адрес и прибавил, стараясь вложить в свой тон как можно более спокойствия и благородства:
— Выбор оружия я оставляю за вами, сударь, как зачинщик спора.
— Прекрасно, тогда пистолеты. Не угодно ли?
— Вполне!
— Господа, господа! Опомнитесь! — Храбров не знал, что и говорить. — Ведь ни с того ни с сего стреляться! Без причины!
— Позволь, что значит без причины? Любовь уже не причина для благородного поединка?
— Какая любовь? Да я впервые слышу, чтобы ты был влюблен!
— Храбров, ты попросту меня не знаешь, — спокойно молвил Буянов. — Но все решено. Отправимся домой, надобно как следует выспаться перед дуэлью.
Молодые люди преспокойно раскланялись и уж было совсем разошлись, как вдруг Буянов, обернувшись, спросил:
— Да вы мне впрочем не сказали, кто же будет вашим секундантом?
— Подполковник Воейков. Он вам знаком? — спросил поэт
— А, как же! Славный брат-офицер! — воскликнул Буянов. — Что, он еще служит?
— Да, — ответил Бунин.
— И он согласится в сем участвовать? Большой риск… Император не любит дуэлей, а на нем такой чин, да и служит он в столице…
— Не беспокойтесь, — сказал поэт. — Я ручаюсь за свой выбор.
— Что ж, прощайте…
— И все же зря вы это затеяли, господа… — пробормотал Храбров.
— Что? Что такое? — Владимир был вне себя. — У тебя дуэль с ротмистром Буяновым? Что за причина? Притом он известный дуэлист и он убьет тебя… Весь Петербург знает его бешеный нрав и твердую руку!
— Причина, спрашиваешь ты? Конечно же, любовь! — высокопарно воскликнул Бунин, совершенно не слушая друга.
— Но… Позволь… — Владимир не мог подобрать слов, — кто она? Я не слышал, чтоб ты был влюблен…
Владимир и вправду никак не мог догадаться в чем тут дело. Он, хотя и свидетелем объяснения друга с Лизою, но ведь она ему отказала наотрез, стало быть она тут ни при чем…
— Это из-за Елизаветы Павловны, — отвечал меж тем Бунин приятелю.
Он не заметил, какое при сих словах сделалось у Владимира лицо. Сначала на нем проступило глубочайшее изумление, а потом недоумение и гнев.
— Этот ротмистр вообразил, что может претендовать на взаимность! Что Елизавета Павловна может его полюбить! Да что он думает… — кипятился поэт. — Я не позволю ему! Чтобы Елизавета Павловна!… Сама Елизавета Павловна могла его полюбить!