— Но я было подумал, что у ротмистра повод был так говорить и настаивать на своих исключительных правах.
— Да нет конечно, — Храбров был поражен такими словами. — Елизавета Павловна безусловно милая и приветливая девушка, но она не кокетка. Это сразу видно…
— Вы сняли камень с моей души, — ответил Владимир со столь видимым облегчением, что этого нельзя было не заметить.
— Конечно, — сказал Храбров, — вам, как родственнику, это все было более чем неприятно. Это задевало и вашу честь, и честь вашей семьи… Но при всем безрассудстве моего приятеля поручусь, что ничего не станет достоянием сплетников… Все останется между нами о причинах поединка…
«Да, конечно, мне как родственнику», — думал Владимир. — «Он верно сказал… Мне, как родственнику…»
Это слово — «родственник» — не желало выходить у него из головы. Оно вертелось всю дорогу до дому, все время, что разговаривал он с Буниным, и всю ночь и все утро по дороге к означенному месту поединка…
Надо заметить, что поэту никогда стреляться не приводилось. Позавчера вечером он был безумно смел, ибо шампанское и любовь ударили ему в голову. Вчера перед Владимиром храбрился, а теперь уже и не знал, что делать. Конечно, отказываться от поединка он не будет ни в коему случае, но вот как поступают в подобных случаях… Не окажется ли он профаном перед лицом гусарского ротмистра? Поэту не хотелось вызывать насмешки в свой адрес.
— Послушай, Владимир, — начал он, — я должен кое-что у тебя спросить…
Оба ехали в экипаже, сидя друг против друга. Владимир нервничал, пожалуй, еще больше, чем его друг, но держал себя в руках. Что будет, когда она узнает о поединке? Вот был вопрос, который мучил его все это время.
— Владимир, — вновь позвал его Бунин.
— Что? — очнулся тот.
— Я хотел спросить… Только ты пойми меня…
— Да, — Владимир с удивлением смотрел на поэта. — Что? Я слушаю…
— Видишь ли… Я никогда не участвовал в дуэли… Я хотел спросить о правилах… Как мне следует себя вести?
— Ты не участвовал в дуэлях? — изумлению Воейкова не было предела. — Так зачем же ты теперь согласился?
— Я же объяснил… — пробормотал Бунин. — Из-за любви… Да ты мне попросту скажи, что мне надлежит делать?
— Попросту? Изволь, — усмехнулся Владимир. — Попросту тебе надлежит взять в руки пистолет и, сходясь с десяти шагов, выстрелить в противника. И убить его, или ранить, как повезет. В противном случае он тебя убьет, или ранит.
— Да-а, — протянул поэт.
— Кирилл, ты что, боишься? — спросил Воейков.
— Нет! — вскинулся Бунин. — Как ты мог подумать? Я просто не хочу вызывать насмешек своим незнанием правил поединка!
— Конечно, я понимаю… — Владимир озабоченно смотрел на друга.
Бедный! Он пока еще не понял, на что согласился.
— Впрочем, стороны могут примириться, — начал Воейков.
— Нет! Примирение невозможно! — гордо заявил Бунин.
— Как знаешь, Кирилл, — ответил ему Владимир.
К месту дуэли они прибыли вовремя. Но противники уже их ждали. Храбров, следуя договоренности, раздобыл и привез с собою заспанного доктора, привычного к подобного рода историям.
— Господа, примиритесь! — согласно обычаю произнес капитан.
Оба противника молчали.
— Полагаю, что примирение невозможно, — ответил Владимир.
— Что ж, тогда… — произнес Храбров, — вот оружие.
Пистолеты явились на свет Божий, противники взглянули сперва на них, потом друг на друга…
Владимир взял саблю и воткнул ее на том месте, к которому предполагалось сходиться. Они с Храбровым отсчитали шаги и поставили дуэлистов друг против друга. Буянов разделся до рубашки и поэт последовал его примеру. Храбров невольно вздохнул.
— Сходитесь! — произнес капитан.
Бунин неверными шагами двинулся вперед. Буянов, как человек более решительный, резво двинулся с места и, достигнув определенной ему отметки, вскинул руку с пистолетом, поднял ее наверх и выстрелил… в воздух!
Храбров ахнул и закусил губу.
«Шельмец!» — промелькнуло у него в голове. — «Играет со смертью!»