— Дорогая, как мило, — сказала вечером Изабелла, протягивая руку так, чтобы горничная смогла натянуть на нее перчатку. — Вы и Йен. — Ее зеленые глаза блестели, однако на лицо легли тени. — Мне так приятно.
— Ничего приятного тут нет. Мне не следует вести себя подобным образом.
Изабелла понимающе улыбнулась:
— Что бы вы ни говорили, я буду с нетерпением ждать от вас новостей.
— Так вы едете на бал, Изабелла?
Изабелла поцеловала Бет в щеку, обдав ее ароматом духов.
— Вы не сердитесь на меня за то, что я убегаю от вас, дорогая? Мне бы не хотелось оставлять вас одну.
— Нет, нет. Поезжайте и повеселитесь. Я немного устала сегодня и рада, что у меня будет время поразмышлять.
Бет хотелось спокойно провести ночь, не чувствуя желания в этот вечер познавать Париж, даже под покровительством Изабеллы. Изабелла знала «абсолютно всех» и охотно и успешно вводила Бет в общество. Изабелла намекала, что Бет — таинственная богатая наследница, приехавшая из Англии, которая, оказалось, прекрасно ладила с художниками, писателями поэтами, окружавшими Изабеллу.
В этот вечер Бет хотелось забыть о блеске и развлечениях. Она запишет об этом дне в своем дневнике, затем ляжет постель и погрузится в мечты о Йене Маккензи. Ей не следовало мечтать о нем, но она старалась об этом не думать.
Как только Изабелла ушла, Бет попросила дворецкого принести ей холодный ужин, затем взяла ручку и стала делать записи в дневнике.
Она начала описывать свои приключения в Париже, лакомясь любимым мясным пирогом, и раскрыла чистые страницы в конце записной книжки.
«Я не знаю, как ему удается пробуждать во мне такие чувства, — писала она. — У него большие и сильные руки, и мне очень хочется, чтобы он положил их мне на грудь. Я мечтаю вложить мои груди в его ладони. Мне хочется ощутить тепло его рук, прикасавшихся к соскам. Мое тело требовало этого, но я сдерживала такие желания, зная, что пока это невозможно.
Означает ли это, что я хочу, чтобы он делал все это со мной в другое время и в другом месте?
Я хочу, чтобы он расстегнул мое платье, расшнуровал корсет и освободил мое тело. Хочу, чтобы он касался меня так, как уже многие годы никто не касался. Я жажду этого.
Я думаю о нем не как о лорде Йене Маккензи, аристократе, брате герцога, который недосягаем для меня, и не как Безумном Маккензи, на которого, перешептываясь, глазеют эксцентричные люди.
Для меня он просто Йен».
— Мадам, — испуганно произнесла появившаяся в дверях Кейт.
Бет быстро захлопнула записную книжку.
— Боже мой, Кейт, ты напугала меня, что-то случилось?
— Лакей говорит, к вам пришел джентльмен.
Бет поднялась. Краем юбки она задела ложку, и та со стуком упала на пол.
— Кто это? Лорд Йен?
— Я бы сразу сказала, будь это он, не так ли? Нет. Анри говорит, этот джентльмен из полиции.
Бет удивилась:
— Из полиции?
— Не знаю, мадам. Он говорит, что служит инспектором или что-то в этом роде, что он англичанин, а не лягушатник. Уверяю вас, я ни одной вещи не украла с тех пор, как меня поймали, когда мне было пятнадцать.
— Не говори глупостей. — Бет дрожащей рукой подняла ложку. — Не думаю, что кража апельсинов на рынке Ковент-Гарден десять лет назад может послужить поводом для инспектора преследовать тебя до самого Парижа.
— Надеюсь, вы правы, — мрачно произнесла Кейт.
Бет спрятала записную книжку в шкатулку с драгоценностями и, положив в карман ключ, стала спускаться вниз. Лакей-француз поклонившись, открыл ей дверь, и Бет поблагодарила его на его родном языке.
Когда она вошла, мужчина в поношенном черном костюме, сидевший у камина, повернулся к ней.
— Миссис Экерли?
Он был высоким, но не таким, как Йен. Его темные волосы были зачесаны назад. Глаза у него казались мутно-коричневыми. Ему было за тридцать, и он выглядел почти красивым, хотя пышные усы не могли скрыть суровую складку у его губ.
Бет остановилась на пороге.
— Да. Моя компаньонка сказала, что вы из полиции.
— Меня зовут Феллоуз. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, если не возражаете.
Он протянул пожелтевшую визитную карточку, явно знавшую лучшие дни. «Ллойд Феллоуз. Инспектор. Скотленд-ярд. Лондон».
— Понимаю.
Бет вернула ему карточку, которую было неприятно держать в руках.
— Может быть, присядем, миссис Экерли? Зачем вам испытывать неудобства?
Он указал на бархатное кресло, и Бет села на его краешек. Инспектор Феллоуз выдвинул из-за стола жесткий стул, перевернул его и с довольным видом сел.