Первый и единственный раз в жизни отец ничего не сказал о том, какая вокруг красота. Он вообще ничего не говорил. Даже про серфинг. На цыпочках побежал к воде, лавируя между ракушками, и нырнул в океан. За ним на воде расплылось пятно грязи. Он велел, чтобы я зашел в воду прямо в одежде, чтобы очистить ее. Я раскрыл глаза под водой и увидел желтую рыбку, скользнувшую под рифом.
Потом мы разделись догола и развесили одежду на деревце папайи. В ноздри мне заползал сладкий аромат фруктов, смешанный с влажным воздухом. Желто-зеленые плоды свисали с ветвей, как большие женские груди. Все вокруг было ослепительно-ярким и в то же время мягким, как бархат.
Мы стояли как зачарованные. Начала сказываться усталость от долгого и трудного пути. Минута проходила за минутой, и волны, разбивающиеся о риф, аккомпанировали разлитой в воздухе сладости и ягодной палитре неба и воды.
Отец рассеял чары, спросив, как мое бедро.
– Уже лучше, – ответил я.
– По всему видно, что ты ударился, когда катался на скейте.
Я помолчал. Здесь, в Мексике, моя ложь казалась сущим пустяком.
– Так и было, – сказал я.
– Мексика сохранит твою тайну, – ответил отец.
Лицо мое расплылось в улыбке. Я почувствовал несказанное облегчение, кинулся к воде и громко завопил, вызывая на бой воображаемого демона. В ступни мне впились ракушки, и я нырнул в море головой вперед.
Когда я всплыл на поверхность, отец подмигнул мне и пустился в пляс на ракушках. Потом запрыгнул в воду и, как поплавок, лежал на спине, глядя в небо. Отец держался на воде легко и непринужденно, как тюлень, задравший один ласт. Он разглядывал тучи, готовые в любой момент разразиться грозой, и, по-видимому, любовался их влажной дымкой.
Я подплыл к берегу и, покопавшись в песке, нашел несколько толстых белых ракушек с дырочками. Я показал их отцу, и мы решили, что это ракушки «пука»[28]. Я набрал добрую сотню и сложил их все в большую раковину абалона[29].
Отец разломил папайю большими пальцами. Используя вместо ложек ракушки, мы выковыряли скользкие черные семечки и стали поглощать мякоть.
– Прямо как индейцы, – заметил отец.
Он рассказал, что индейцы ловили рыбу самодельными гарпунами, выдалбливали лодки из бревен и что у них не было ни телевизора, ни машин, ни ресторанов.
– Это были крутые люди, Оллестад, – сказал он.
– Насколько крутые?
– Круче тигриного дерьма.
– А что круче? Тигриное дерьмо или тигриная моча?
– Хм… думаю, второе.
– Правда?
– Ага. Наверное.
Отец ополоснул в соленой воде наши доски, а я – свой чемодан. Затем мы двинулись на север.
– А как умирают от жары?
– Организм обезвоживается, и, в конце концов, человек умирает.
– А как замерзают насмерть?
– Сначала тебе холодно. А потом становится тепло и клонит ко сну, и тогда ты засыпаешь и больше уже не просыпаешься.
– По мне, так лучше умереть от холода.
– Согласен.
Мы шли по изогнутой песчаной косе, врезавшейся в море. Отец оглянулся на большой риф. Он остановился, изучая волны, а я сделал вид, что ничего не замечаю.
– Когда ветер уляжется, может, будет и неплохо.
Я ничего не ответил. На другой стороне виднелась песчаная полоса, за ней высокие черные скалы обрамляли небольшую бухту. Когда мы подошли ближе, я заметил на мокром песке две рыбацкие лодки. Они покачивались, как колыбельки. Это были явно не каноэ, выдолбленные в стволе дерева. Маленькие плоскодонки, до отказа набитые сетями, ведрами и гарпунами – не бамбуковыми, а металлическими.
– Гляди-ка, – сказал отец.
За живой изгородью из мангровых деревьев еле угадывался ряд пирамидальных крыш из листьев кокосовых пальм.
Отец качал головой, словно не мог поверить своим глазам, и тут я понял, что нам крупно повезло. То, что все время приходилось полагаться на удачу, порядком нервировало меня.
Он шагнул на тропинку, усеянную растоптанными ракушками.
– А что, мы прямо так возьмем и заявимся?
Отец развел руками.
– Я не вижу другого выхода.
– А вдруг люди, которые там живут, не любят чужаков?
– Ну, тогда уйдем. Не парься, – сказал он.
Он взял меня за руку, и мы пошли в сторону крыш.
Глава 13
Сандра отказывалась…
…сдвинуться с места, а у меня одна рука была занята ковриком из самолета. Вероятно, она послушно добралась бы до крыла, скажи ей об этом взрослый, а не 11-летний парнишка, которого она считала порядочным сорванцом… Я оставил коврик рядом с ней и пополз обратно к отцу.
28
Полые раковины моллюсков-конусов; название происходит от гавайского слова «puka» – «дырка».
29
Раковина глубоководного моллюска, по форме напоминающая ухо; другое название – «морское ушко».