– Почувствуй себя настоящей рок-звездой! – прокомментировал он.
Мы довольно долго просидели там, как в ловушке. Затем приехали vaqueros[33] и разогнали людей. Усатый коротышка просунул голову в щель. Отец смеялся над всем, что тот говорил, и я вдруг подумал, что они производят впечатление закадычных друзей. Когда vaquero ушел, пожилая женщина совсем без шеи принесла нам бобов, тортилью и куриную
ножку.
– Это из тех цыплят, что мы видели?
– Угу.
– А свиней они тоже едят?
– Ну да. Делают carnitas[34].
Я отодвинул ножку, но отец заставил меня трижды откусить от нее. Когда он поел, уже стемнело. Мы выставили тарелки за дверной проем и на ощупь вернулись к одеялам.
– Что теперь будем делать?
– Спать.
Я настоял на том, чтобы лечь к нему поближе – мне нужно было физически ощущать его присутствие. Слышалось жужжание насекомых, изредка доносились звуки, производимые людьми. Снаружи было черным-черно, и я не видел тропинку перед хижиной. Мы были затеряны в полной темноте, погребены где-то на краю джунглей, и Топанга-Бич больше не казался мне таким уж заброшенным и диким.
Перед тем как меня разбудили петухи, мне снилось, что юная сборщица папайи закалывает свинью. Отца рядом не было. Я в испуге сел, не понимая, где нахожусь. Сквозь щель виднелись редкие облака. Грязь на тропе уже запеклась под палящим тропическим солнцем. Я был весь липкий от пота. Подошел к щели и выполз наружу. Деревушка опустела, по моим ощущениям было часов восемь или девять. Солнечные лучи обожгли мне щеку, страшно было подумать, что же будет к полудню.
Я прошел по растрескавшимся черепицам из грязи и стал искать тропу, ведущую к пляжу. Облака над океаном украшал тот же узор трещинок, что и на засохшей грязи. Вокруг не было ни души. Подгоняемый паникой, я побежал по ракушкам слишком быстро и порезал ноги.
Отец помогал вытягивать из плоскодонки сеть, полную рыбы. Двое пожилых мужчин тянули с одной стороны, а он с другой, второй рукой держа сеть посередине. Старики истекали потом: на них были пончо и шляпы из пальмовых листьев. Это облачение резко контрастировало с минималистским нарядом отца, на котором были только шорты для серфинга.
– Берись с той стороны, – сказал он мне.
Я впился пальцами в скользкую сеть. Прямо на меня глянула умирающая рыба-попугай: глаза ее застыли.
Мы оставили сеть рядом с одной из центральных хижин. Внутри я насчитал пять пальмовых ковриков, лежавших в рядок на земле. Сколько же народу там ночевало?
– А теперь – на «мокруху», – объявил отец.
Когда я вылез из хижины, отец был уже далеко впереди. Подоспела стайка детишек. Я почувствовал, что кто-то уцепился за мою доску, и, не оглядываясь, зашагал к пляжу. Дети припустили за мной, топча ракушки. Двое мальчишек ощупали доску и забросали меня вопросами.
– Серфинг, – сказал я и провел рукой в воздухе, седлая воображаемую волну.
Отец стоял на песчаной косе вдали от берега и смотрел на прибой. Коса шла чуть вверх и заслоняла волны. Руки его расслабленно свисали вдоль тела, и доска свободно покачивалась. «Большие волны, – подумал я. – Вот черт!»
Кое-кто из детей потерял ко мне интерес и отстал, а остальные начали швырять в океан камушки и ракушки. Я замедлил шаг, надеясь, что отец скроется за косой. Мне вообще хотелось сесть и никуда не идти. Но если он увидит, что я спокойно расселся, это может вывести его из себя.
Дети нашли черепаху, окружили ее, стали закидывать камнями. Она попыталась скрыться от опасности в океане, и они начали тыкать в нее палкой. Я хотел прикрикнуть на них, но это был их пляж, а на каждом пляже свои правила. И я прошел мимо.
Там, где джунгли переходили в пляж, стояло деревце папайи, и к нему был привязан конь. «Интересно, кому из vaqueros он принадлежит», – подумал я.
Отец вздрогнул от неожиданности и на секунду смешался, когда я подошел к нему сзади. Он хотел что-то сказать, но вместо этого направился к пляжу.
Я пошел по его следам и выглянул из-за косы. Прямо у берега я увидел ее – чуть вздернутая верхняя губа и шрамик под глазом делали ее непохожей на других. Она плыла на спине, и торчавшие из воды груди напоминали огромные желуди, плотные и коричневые. Повсюду был разлит аромат папайи, и в то же мгновение я так и окрестил девушку – Папайя. Я смотрел на нее не шевелясь – миниатюрная копия мужчины, который стоял на этом самом месте несколько минут назад. Наблюдал ли за ней отец? Заметила ли она это? Тут глаза ее открылись. Она огляделась вокруг и в последний момент увидела меня.