Я взбежал по кирпичным ступеням нашего временного жилища – одноэтажного оштукатуренного домика с пластмассовыми навесами – и попытался открыть окно своей спальни, но оно было заперто. Тогда я зашел за угол дома и поднялся на заднее крыльцо. Стеклянная раздвижная дверь была приоткрыта, и я скользнул внутрь.
Я шел на цыпочках к своей комнате, когда распахнулась дверь маминой спальни.
– Вот ты и попался, Норман.
– Я вставал попить молока, – сказал я.
– Не думаю. Иди спать, а с этим мы разберемся завтра.
За завтраком мама сообщила мне, что я буду заперт дома на все выходные.
– Что за бред! – воскликнул я.
– Еще одно слово – и в следующие выходные будет то же самое.
– Посмотрим-посмотрим, – сказал я.
Она пристально поглядела на меня, а я ухмыльнулся и зачавкал хлопьями. Я заглотил свою порцию в один присест, поставил миску в раковину, схватил скейт и вышел.
– Ты взял с собой обед? – крикнула мама мне вдогонку.
Я ничего не ответил и понесся на скейте во весь опор, чтобы успеть на автобус до школы Пола Ривера.
Когда я пришел из школы, мама с Ником были на кухне. Он хмуро посмотрел на меня. Я направился в свою комнату.
– Норман, – окликнула меня мама.
Я остановился.
– Что?
– Вчера вечером ты задержался на сорок пять минут.
– Автобус пришел позже, – ответил я.
– Ты врешь и не краснеешь, – рявкнул Ник. – Джан, это уже стало второй натурой.
– Хватит, успокойся, – сказал я ему.
Ник покачал головой.
– Ты ступил на кривую дорожку, Норман, – изрек он.
– Да плевать, – ответил я.
– Вчера мне звонила мама Шэрон, – сказала мама.
Сердце у меня ушло в пятки, в голове было совершенно пусто.
Я посмотрел на нее, всем своим видом говоря: «И что дальше?»
– Ты брал машину ее мамы, да или нет? – спросил Ник.
– За рулем был не я.
– Ей 13 лет! – вставила мама.
– Я отговаривал ее.
– Но ты сел в машину, – продолжал Ник.
– Она все равно собиралась ехать, со мной или без меня.
– А ты бы спрыгнул с моста, если бы она тебя об этом попросила? – напирал он.
– Я опоздал на автобус. Не успел.
– Когда они обнаружили, что машина исчезла, было 19.30. Ты приехал домой в 22.45.
– Я ничего не сделал. Просто прокатился с ней, – сказал я. – Она бы все равно поехала.
– Одно тупое отпирательство, ни тени раскаяния – меня с этого воротит! – заявил Ник.
Я пожал плечами:
– Да мне плевать…
Через секунду его рука была у моей шеи. Я попятился и схватил Ника за плечо, и тогда он приподнял меня над полом и ударил о холодильник. Я сполз вниз, от удара об пол у меня перехватило дыхание. В его глазах пульсировали кровавые прожилки, лицо побагровело, а ногти впивались мне в горло. Я легко мог наброситься на Ника – руки у меня были свободны, а его лицо ничем не защищено. Но мои мышцы стали ватными. Я боялся дать ему отпор.
– Пусти! Я задыхаюсь, – сказал я.
– Ник, отпусти его!
– Еще раз увижу у тебя вот это выражение – будто ты посылаешь меня в жопу, сдеру его с твоей физиономии вместе с кожей.
– Понял, – пролепетал я и кивнул.
Ник разжал пальцы. Я снова мог дышать.
Он стоял на месте.
– Чудная семейная сценка, – сказал он с сарказмом, и они с мамой рассмеялись. Я понял, что она опять на его стороне.
– Ты в порядке? – спросила мама.
Я ничего не ответил. Встал и уставился в окно.
– Норман, твоя мать задала тебе вопрос, – заорал Ник.
– Да, все супер, – ответил я, все так же глядя в окно.
– Ну вот и славно. Итак, ты заперт дома на две недели, – сказала мама. – Никаких прогулок. После школы сразу домой. Все ясно?
– А серфинг? – спросил я.
– Никакого серфинга.
Я повернулся и посмотрел на маму.
– С чего это ты взял, что можно будет ездить на серфинг, если тебе вообще нельзя выходить из дома? – спросил Ник.
Хотелось послать его в жопу. Однако в его словах был резон: если ты заперт дома, то какой уж тут серфинг.
– Наконец-то ты научишься думать о последствиях, – добавил Ник. – Помнить, что они есть у каждого поступка. Знаешь, в чем разница между жизнью и мужским достоинством?
Это прозвучало довольно странно, но я-то знал, в чем тут подвох.
«Да, жизнь жестче», – подумал я и даже ухмыльнулся.
Я отбыл наказание за опоздание и вранье, на смену зиме пришла весна, мы вернулись в свой домик на краю каньона, и, пожалуй, все это время в голове у меня был исключительно серфинг и секс, хотя я по-прежнему оставался девственником. Прямо перед весенними каникулами Шэрон ушла к одному восьмикласснику. Как-то раз она отозвала меня в сторонку и объяснила, что он просто больше в ее вкусе. Я ушел от нее на ослабевших ногах и, зайдя в туалет, почувствовал, что вот-вот расплачусь. Я не любил ее и не мог понять, почему мне так больно. Заперся в кабинке, чтобы никто не увидел меня в таком состоянии.