– Да, несладко тебе пришлось, – заметил Шейн.
Я пожал плечами.
– Норм, – продолжал он. – Ты давай держись. Все наладится.
Я катался на доске целый час. Непросто было заполучить волну, когда в море высыпали все самые крутые. Наконец Шейн вышел на берег, и доступного пространства стало чуть больше. Мне не терпелось поймать волну из сета, и я почувствовал, как внутри зашевелилась досада. Из глубин души поднималось что-то злобное – казалось, все, от чего я думал избавиться, возвращается с новой силой, и просто необходимо дать этому выход. Мне вдруг чертовски захотелось прорезать волну на глазах у Бенджи и его компашки.
Я услышал, как меня зовут с утеса. Скосив глаза, я по жестам узнал Ника. Одну руку он упер в бок, а другой махал мне.
– Норман, тащи свою задницу сюда! – завопил он.
Ребята на пляже смотрели на нас обоих.
Чтобы не раздувать из этого целую драму, я быстро погреб к берегу.
– Попался! – с улыбкой сказал Бенджи, когда я проходил мимо него.
Почти все местные знали Ника еще с тех времен, и пока я собирал свои манатки – шорты, рубашку и шлепанцы, – со всех сторон летели фразочки вроде «Он бесится» и «Скажи ему, пусть выпьет валерьянки».
На прощание я робко помахал серферам рукой и потащил свое снаряжение вверх по грунтовой дорожке.
Когда я добрался до верха, Ник стоял уперев руки в бока.
– Ты что же думаешь, мы все тут должны разруливать твои косяки? – начал он.
– Нет, – ответил я.
Он ткнул меня пальцем в грудь.
– Не надо думать, что ты – центр вселенной, – выговорил он, выделяя некоторые слова усиленными тычками.
– Я и не думаю, – сказал я.
– Еще как думаешь! Ты эгоистичный и неблагодарный маленький говнюк, мать твою.
Я покачал головой.
– Это не так, – возразил я.
– Так, Норман, так.
– Да что я сделал? – закричал я.
– Забыл запереть Санни.
– Вот черт! С ней все в порядке?
– Сейчас речь не об этом, а о том, что она могла умереть. Ее могли заживо сожрать чертовы койоты! Но тебе насрать на нее – как и на всех остальных, кроме самого себя.
– Неправда! – запротестовал я.
– Правда.
– Нет! Просто на радостях я обо всем забыл.
– Дрянная отмазка, Норман.
Ник прижал свой нос к моему. Белки глаз у него отдавали желтизной. Он собирался наказать меня, избить, заставить корчиться от боли. Я представил себя через много лет: вот я захожусь в гневном крике, бью по чьим-то рассерженным лицам, и мне так и хочется их уделать, как Нику сейчас охота уделать меня. Когда видение рассеялось, ярость отчима попросту заворожила меня. Я подумал: что ему остается, кроме как сразиться со своими демонами и попытаться уничтожить их, прежде чем они затянут его во тьму?
Я спихнул палец Ника с груди и отступил назад. Он отреагировал сдавленным смешком.
«Ни за что на свете я не стану таким, как ты», – объявил я про себя.
Откуда-то из середины груди поднялся поток горячих слез и скрыл Ника из виду. Я повернулся и пошел куда глаза глядят. Опомнившись, обнаружил, что бреду по утесу в другую сторону от мыса, к автобусной остановке. Я изо всех сил прижимал доску к себе, плакал и смотрел, как в бухточку накатывает свэл. Хотелось нырнуть в эти длинные извилистые волны. Я представил, как рвану в море, и тут же гнев и боль слились с мерцающим светом, исходящим от воды. Все смешалось воедино – так втекают друг в друга реки. Меня подхватил невидимый поток, и я готов был ему поддаться.
Я сбежал по насыпи и, преодолев песчаное возвышение в форме подковы, попал в бухточку. На пляже было пусто и пахло водорослями. Я поставил доску на песок и ринулся в океан. Вода обожгла кожу огнем, будто с меня содрали слой засохшей грязи. Теперь ничто не ограждало меня от боли.
– Пап, мне тебя не хватает.
В воду закапали слезы. Я открыл глаза. Там, внизу, было темным-темно. Неслабая буря.
– Ты исчез.
Я нырнул глубже и задел песчаное дно. Темнота.
– Ты оставил меня совсем одного. Совсем одного!
Мне не хватало воздуха. Я вынырнул на поверхность. Океан ходил ходуном у меня под подбородком. Я был вовсе не в норме, как хотел бы считать. Мне было грустно. Меня одолевал гнев. Из-за этого я почувствовал себя жалким и одиноким и в чем-то жестоким.