— Но я ведь говорила ему…
— Ты и мне говорила то же самое, но я не отступился. — Ник сел на тахту рядом с Куинн и взял ее за руку, надеясь, что она прислушается к его словам и хоть немного приободрится. — Последние две недели я ждал, наблюдал за тобой и ничуть не сомневался, что ты вернешься ко мне, потому что ты — моя. Именно так мыслят мужчины, когда речь идет о женщинах, которых они любят.
Услышав слово «любят», Куинн подняла голову.
— Вот почему я прижал тебя к стенке, после того как ты две недели меня избегала. Ты снова стала моей, — продолжал Ник. Уже одни эти слова пробудили в нем страстное желание. Он вновь хотел ее, вновь был готов взять ее, как там, на сцене, но Куинн вдруг стиснула веки, и Ник снова почувствовал себя отвратительно. — Прости. Мне жаль, что я это сказал.
— А мне нет. — Куинн распахнула глаза и в упор посмотрела на Ника. — Просто меня ошеломило то наслаждение, которое я испытала сегодня. Умная женщина нипочем не призналась бы, но я скажу честно: мне было очень, очень хорошо.
Нику хотелось сейчас же повалить Куинн на тахту и овладеть ею, но он не решился мучить женщину, слишком оскорбленную мужской грубостью. Однако желание не исчезало.
— Послушай, я понимаю, что был не прав, но тут уж ничего не поделаешь. Я следил за тем, как ты ходишь по сцене, смотрел на твою задницу и думал: «Это все мое». Я видел, как ты вытягиваешься, подавая Tee банку с краской, видел, как при этом распахивается ворот твоей рубашки, и думал: «Это все мое». Даже прогнав меня, ты оставалась моей. От этого ощущения невозможно избавиться, и ты не в силах лишить меня его. Я был хозяином каждого мгновения твоей жизни. Понимаю, так не должно быть, но тут уж ничего не поделаешь.
— Ох… — выдохнула Куинн.
— Главная трудность в том, что Билл не сознает своего заблуждения. Он считает тебя своей собственностью, которая почему-то ускользнула из его рук.
Куинн проглотила застрявший в горле комок.
— Стало быть, он не желает осознать истинное положение дел?
— Да. Со временем Билл все поймет, но одних разговоров для этого недостаточно. Не знаю, как он будет действовать дальше, но уверен в том, что словами «Билл, между нами все кончено» тут не обойтись. Ты могла бы сказать мне то же самое, и я нипочем не поверил бы тебе. Ты принадлежишь мне. Точно так же как Дарла принадлежит Максу.
— Мне трудно разобраться в этом сейчас. — Куинн уселась поудобнее на тахте. — Но завтра я обязательно все обдумаю.
— Не приложить ли лед к твоему колену, прежде чем вызывать полицию? — спросил Ник, но Куинн покачала головой.
— Нет. Никаких полицейских. Я не хочу сегодня встречаться с ними. Я сделаю это завтра. Обещаю.
Ник видел, как она устала. Что ж, он проведет с ней ночь, а Билл никуда не денется.
— Завтра ты первым делом позвонишь в полицию, как обещала.
— Завтра. — Куинн кивнула.
— Хорошо. Идем, хромоножка. Пора в постель.
— Так ты действительно остаешься? — Куинн схватила его за руку. Ник опустил глаза и увидел на ее запястьях свежие ссадины. Словно издалека донесся ее голос: — Папа на втором этаже. Тебе нельзя…
— Что у тебя с руками?
Куинн посмотрела на свои руки.
— Ах, это! Билл прижимал их к кирпичной стене.
— Ну все, — отрезал Ник. — Он проведет за решеткой всю свою жизнь. Сукин сын…
— Не так уж больно…
— Чтоб его черти взяли! — Измученный вид Куинн заставил Ника умолкнуть. — Оставим это на завтра. Где у тебя аптечка?
— В кухне. Думаю, он не сознавал…
— Плевать мне на то, что он сознавал. Мы упечем его в тюрьму.
Грузовик вывернул на шоссе, и Дарла украдкой бросила взгляд на мужа. Вряд ли Макс сердился, однако не произнес ни слова, и Дарла не знала, что сказать. Она предприняла робкую попытку: «Куинн нужна моя помощь», — но получила в ответ: «С ней Ник», — и теперь сидела молча, гадая, как же это ее угораздило ввязаться в этот кошмар.
Дарла жаждала разнообразия. Что ж, она получила его. А еще она получила орхидею, потом ее украл собственный муж. Уже неплохо, даже если они, вернувшись домой, и заживут прежней жизнью…
Прошло немало времени, прежде чем Дарла заметила, что грузовик мчится отнюдь не к их дому.
— Куда мы едем? — спросила она.
Не ответив, Макс повернул машину, и Дарла увидела, что они приближаются к окраине города. Потом Макс круто свернул направо и подъехал к старому кинотеатру под открытым небом.
— Он на замке уже много лет, — сказала Дарла. — Макс, осторожно!
Макс направил машину к цепи с замком и разорвал ее. Цепь разлетелась, и Макс зажег фары.
Он повел грузовик к дальнему углу площадки, и на мгновение Дарле показалось, что он хочет пробить забор точно так же, как сорвал цепь, но в последнюю секунду Макс затормозил. Машина юзом описала полукруг и остановилась в последнем ряду кинотеатра.
— Лет двадцать не проделывал этот фокус, — с удовлетворением заметил Макс.
— Скорее, пятнадцать, — возразила Дарла.
Площадка занимала около акра; шеренги серых столбиков отгораживали места для автомобилей, громкоговорители уже давно были сняты, и лишь кое-где на ветру колыхались свисавшие спирали проводов. Экран показался Дарле намного меньше, чем когда-то, зато кафе оставалось в прежнем виде — куб из шлакобетонного кирпича с самым лучшим барбекю и худшими туалетами во всем Тиббете. Когда-то они, семнадцатилетние подростки, частенько наведывались сюда отведать сладкой жизни и потискаться.
Может, Макс привез ее в это место, чтобы еще раз заняться сексом в кабине машины? «Что ж, неплохая идея, — устало подумала Дарла, — но можно было бы заняться любовью и дома в постели». Именно там ей предстояло провести остаток жизни — в доме. Чего же откладывать?
Макс выключил мотор и, облокотившись о спинку сиденья, повернулся к жене.