Катя знала это как никто… Одно время ее нестандартная семейная история смаковалась всеми школьными языками, обрастала все новыми подробностями и катилась за ней по коридорам.
Правда, может она и сейчас смакуется (Катя точно не знала), просто научилась абстрагироваться. А скоро и это делать не придется. В университете об этом никто не спросит, и не узнает…
— Ты с ним поаккуратней тогда… — Марина поймала непонимающий взгляд девочки, пояснила. — Не в плане, что он может что-то непредсказуемое сделать, во-первых, мне его мама рассказывала, что они к психологу проходили, она считает, что сдвиг по фазе произошел только из-за этой дурочки, а в целом он более чем адекватный, а во-вторых, я сама таких историй еще в своей юности наслушалась, ну бывает… перемыкает… год пройдет, он и не вспомнит, но! Этот год должен пройти. И раз уж он теперь с вами…
— Я поняла, Марин. Все будет хорошо, ты же знаешь…
— Знаю, — женщина улыбнулась, беря в свою руку девичьи пальцы, поглаживая их. — Ты вообще у нас — не по годам умный ребенок. Но упрямый…
Катя только бровь вопросительно вздернула, Марина же тут же взялась отвечать…
— Ну зачем тебе эта Америка, Котенок? У тебя же тут все есть, тут мы… Ну Питера нет твоего, но хочешь, мы и его привезем? А? Мы можем… Марк поуговаривает, а если нет — я по-своему решу, в багажник и…
— Марина! — Катя рассмеялась, перебивая «почти что бабушку»…
— Что «Марина»? Я, знаешь ли, вообще отчаянная женщина… Если не веришь, можешь у дедушки своего спросить, или у папы, или у Снежи… В общем, просто поверь… Очень отчаянная… И очень не хочу, чтобы ты от нас уезжала…
И если первая часть спича еще была шутливой, то окончание — искренним и наполненным тоской.
В такие моменты Катя и сама сомневалась, стоит ли куда-то ехать? Но потом вспоминала, почему приняла такое решение, и брала себя в руках. Ей пора учиться жить совсем взрослой и совсем самостоятельной жизнью.
— Давай по магазинам, а потом домой тебя завезу? — Марина подняла руку, привлекая внимание официанта, а Катя вновь отвела взгляд, прочищая горло, в котором отчего-то встал ком.
— Давай…
Андрей попал домой около четырех. Уроки закончились в два с небольшим, дорога, если в развалочку до метро и от него, — минут сорок, но он сегодня легких путей не искал… Хотя задерживаться, по правде, не собирался, но как-то так получилось…
Стоило прозвучать звонку — схватил рюкзак, буркнул «пока» соседке, которая понравилась ему сегодня своим… молчанием (это было высшее благословение для него), и понесся прочь из новой школы.
Пусть он и провел этот день так же активно, как стоявший на подоконнике в новом классе фикус, тем не менее устал жутко, и хотел побыстрее свалить оттуда, оказаться дома, приготовить что-то быстрое на ужин, чтобы мама выдохнула, обнаружив признаки «выздоровления», а потом грохнуться на кровать и смотреть в потолок, опустошая мысли…
Но где там…
Когда он проносился по школьному двору в сторону калитки, телефон в его руках завибрировал — звонил Коля (лучший друг из прошлой жизни). Нет, они не ссорились и никакого отношения к произошедшему он не имел. Даже больше — будь он в курсе, не пустил бы на эту чертову вышку, мозги бы раньше вправил, но Андрей тоже ведь не был дураком, знал, кому можно говорить, кому нет…
Но это не суть. Андрей взял с Коли одно обещание, и звонок сейчас принимать почему-то ой как не хотелось… Предчувствие, не иначе…
— Алло, — выскочив за калитку, он резко свернул, падая неподалеку на лавку, бросил рюкзак на землю, не особо заботясь о его чистоте, застыл, глядя перед собой и слушая…
— Алло, Андрюх, привет… — Коля замялся, а у Андрея непроизвольно начал сам собой кулак сжиматься на свободной руке. Все сильней и сильней. Сильней и сильней…
— Привет, говори…
— Ты знаешь, брат, я думаю, это неправильно, ты просил… и я обещал… и… — снова замялся.
— Говори.
А Андрею уже и так все понятно было, но требовалось подтверждение.
— Она с Городчинским замутила уже. Ходят за ручку на переменах, вместе домой ушли… Ты только скажи, брат, мы его отпи…
— Не надо. Не трогайте. Не в нем дело…
— Брат…
— Спасибо, Колян. Я перезвоню…
Андрей скинул, сдержался, хотя хотелось тут же трубку бросить как минимум — о плиты, что под ногами, как максимум — чтоб до той школы долетело, где она вон уже за ручку с Городчинским ходит… А потом голову руками сжал, глаза закрывая и пытаясь дышать — спокойно, медленно, считая барашков каких-то, а не пятна кровавые, которые отчего-то перед глазами пляшут…