Сама же она держалась молодцом, по сто раз повторяла дословно то, что от матери смогла добиться, когда Андрей просил об этом, набирала еще несколько раз дрожащими пальцами, вот только Лена больше не брала…
Видно было, что трясет всю, Веселов улавливал моменты, когда на нее паника накатывает — дышать начинала глубоко и часто, в окно отворачивалась, делая вид, что смотрит по сторонам внимательно, а по факту… слезы утирала втихомолку.
— Ты прости меня, что я тебя из кровати выдернула…
Сказала, когда они за угол повернули, продолжая нужный им квартал изучать. Андрей бросил на нее быстрый взгляд, потом снова на дороге сосредоточился.
— Я обещал тебе, что поддержу, когда придет пора с матерью твоей поговорить, должен слово держать…
— Ты обещал, когда нам семнадцать было…
— Я обещал. Точка.
Катя посмотрела на водителя, а на глаза снова слезы навернулись. И как она тогда Разумовскому поверить могла? Как? Вот он — Андрей. Такой же, как в школе. Он не врет, не лукавит, не терпит игр. Он искренен и всегда честен. И если бы нужна была ему эта Алиса — он ушел бы просто. Пришел к ней, в лицо все сказал и ушел, а она… Поверила в то, чего быть не могло.
— Прости меня. Пожалуйста… — сказала, глядя с мольбой. Веселов же, пусть и не слышал, о чем она думала, наверняка понял, за что прощения просит.
— Давай сначала с Леной разберемся, а потом…
Девушка кивнула, возвращаясь взглядом к окну. И снова паника, снова страх, снова дрожь в руках…
— Останови… Останови, Андрей…
Она не дождалась даже, пока машина окончательно затормозит. Увидела силуэт человека в неестественной позе на лавке, рванула туда…
— Катя, твою… — Андрей не успел ее за руку поймать, пришлось самому парковаться кое-как, нестись следом…
Лена… А это по всей видимости была таки она, выглядела плохо, но хотя бы дышала…
Бледная до невозможного, щеки впалые, волосы крашеные, отросшие знатно — из-под черноты белый прорывается, глаза закрыты, Катя трясет ее, говорит что-то, а та еле губами движет и мычит или шепчет, не разберешь так…
— Что ты сделала, Лена? Что сделала? — любой другой человек побрезговал бы прикасаться — видно, что женщина из неблагополучных. То ли алкоголичка, то ли наркоманша, то ли бомжиха просто, а Катя… ей пофиг было, она трясла мать за плечи, отгоняя и детские воспоминания, когда такое уже было — и передозировки, и ломки… и панику, которая снова крыла… и стыд перед Андреем, что он должен становиться свидетелем этой сцены.
— Котя-а-а-а, — женщина глаза приоткрыла, улыбнулась, демонстрируя, что и зубы посыпались… — Ты пришла-а-а…
— Что ты приняла, Лена? Что приняла? Да говори же ты!
Катя же все пыталась поймать пьяный взгляд, заставить ее на своем лице сфокусироваться, перестать заваливаться, в руки себя взять…
— Ее надо в больницу, Коть… — Андрей аккуратно коснулся плеча Екатерина, но она все равно вздрогнула, глянула на него ошалело, сама дышала тяжело, даже не замечая этого… — Мы быстрее довезем, чем скорая приедет…
Она не сразу поняла, что Андрей ей говорит, застыла на пару секунд, а потом кивнула, повернулась к Лене снова, которая, как на зло, глаза закрыла, снова заваливаться начала, блаженно улыбаясь…
— Говори со мной, Лена! Говори! Слышишь меня? М-мама, слышишь?
— Мой Котенок… — она может и не слышала, но снова заговорила. По-прежнему невнятно и путано, но важно было, чтобы не молчала. Ведь с тишиной к наркоманам приходит смерть.
— Давай я в машину посажу ее…
Андрей взял женщину на руки, понес к леди Мазде. Она худой была до невозможности, но под одеждой это в глаза не бросалось, а как на руки взял — понял. Видимо, не жрет ни черта, только дозами живет своими, вот и допрыгалась…
Лену на заднее сиденье посадили, она вяло на все реагировала, попыталась Андрея за руку схватить…
— Ты такой красивый, Марк… Нам с Катей так повезло с тобой…
Веселов понимал, что Лена в бреду сейчас, но даже его до мурашек пробрало, что о Кате говорить? Она услышала, хныкнула как-то отчаянно, тут же развернулась, на переднее забралась, повернулась к матери, которая сразу же клониться стала.
— Лена! Ты слышишь меня? Лена! — нельзя было позволять ей заснуть, надо было постоянно тормошить, будить, заставлять говорить… — Что ты приняла? Говори! Что приняла и когда?
— Я? — ее сознание работало будто вспышками — женщина на секунду выныривала из дурмана, а потом снова в него по самую макушку…