— Да. Это я…
Говорит коротко, а потом снова слушает. И ходит. И смотрит.
— Нет, я не… — голос меняется чуть, она запинается, шаг пропускает, еще один делает, потом снова запинается…
Андрей сполз с кровати, сел на край, прислушался…
На том конце трубки что-то тараторили, но разобрать было сложно, а Катя белела отчего-то…
— Да, я вас поняла, — развернулась, к окну подошла, продолжила слушать, глядя уже в него, рукой же за стеллаж схватилась, будто нужна была опора. Срочно нужна была опора… — Да, мы будем… Да…
Скинула, уставилась на экран своего телефона, дышать стала странно, моргать редко, будто забыла вовсе, что не одна в комнате, и что еще минуту тому настроение игривым было.
— Что случилось, Кать? Кто звонил? — вздрогнула, услышав голос Андрея, посмотрела на него испуганно, не сказала ничего… Несколько нажатий на экран телефона, а потом мобильный снова у уха, а она слушает гудки…
— Алло, Котенок? Почему в такую рань? Суббота ведь, а сейчас и девяти нет… — теперь Андрей каждое слово слышал. И голос Марка Леонидовича узнал. Даже интонацию при желании уловить можно было — и радостная, и тревожная.
— Алло, пап… — у Кати же с интонацией беда случилась. Голос дрожал, слова не давались будто, она смотрела перед собой — на стеллаж, продолжая сжимать одну из его стенок. — Мне из больницы звонили… В которую мы вчера Лену доставили… Сказали… — запнулась, Самойлова еще не произнесла, а Андрей понял уже. Потому что по девичьим щекам снова слезы побежали… Потому что… — Лена… умерла?
Даже не сказала, а будто вопрос задала одновременно обоим — отцу и Андрею, на которого посмотрела прежде, чем опуститься на стул. Ведь ноги держать отказались…
Катя выпала из жизни на неделю. Андрей ее не видел, не слышал, переживался, но… Не до него ей было. Совсем не до него. Оставила ключи, попросила за Котом присмотреть, пока она… будет хоронить мать, а потом уехала с Марком куда-то…
О помощи не просила, говорила с трудом, сама умирала, кажется, и он вместе с ней. Но иногда лучшее, что мы сделать можем — не лезть и не мешать, поэтому Андрей пытался смириться. Она имеет право.
Сама же Катя… Будь у нее опция вычеркнуть из памяти любые семь дней, которые были прожиты, она вычеркнула бы эти. Не страшные моменты детства, когда боязно за жизнь свою было, не первые дни после предательства Андрея, когда душа разрывалась, а эти. Когда в ее мире был только Марк и осознание, что Лены больше нет…
Они вдвоем ездили в больницу, в морг, в полицию, договаривались, объясняли, доказывали… В доме Самойловых стало тихо-тихо, Поля с Леонидом не понимали, почему Катюша вдруг к ним переехала и стала плакать часто, а взрослые… Им больно было смотреть, как у ребенка сердце рвется, но не все в их силах, к сожалению.
Снежана с Мариной взяли на себя то, что могли взять. Обе ненавидели эту женщину при жизни, в первую очередь за то, как Марку судьбу так исковеркала, но… Помогали, чем могли, смотрели на Катю с Марком… И у самих сердце кровью обливалось. Не достойна была Лена того, чтобы по ней убивались так. Но мама ведь… Мама…
Хоронили когда-то жену и навечно мать тихо, тоже вдвоем. Марк на крест смотрел, установленный на свежей могиле, и не верил… Что вот так… Что сейчас… Понимал, что неизбежно это, но, оказалось, не готов совсем. И не было в нем облегчения, но не было и страданий. Пусто просто. Она в свое время все чувства из него высосала, и любовь, и ненависть, которые он мог к ней испытывать. Теперь же жалко было, что Катя… Что так и не раскаялась перед дочерью, что даже прощения не попросила ни разу… Эх…
Марк сильнее Катю к себе прижал, понял, что плачет снова, обнял, от креста отворачивая, по голове гладил, говорил что-то… И не было в нем слез для этой женщины. Она ему столько боли причинила, сама несколько лет жизни отобрала. Не за что ему было ее оплакивать. Не за что. Но только… Когда твой ребенок плачет — ты плачешь вместе с ним…
— Почему ты мне не позвонила тогда?
Уже вечером после похорон, когда они вдвоем на кухне сидели (дети спали, Снежа деликатно сделала вид, что нужно заказ срочный закончить), Марк рискнул вопрос задать, который все эти дни в голове вертелся.
Когда думал, что она практически сама ночью неизвестно куда рванула, чтобы мать спасать… мурашки по телу шли и волосы дыбом становились. Как могла не позвонить? Неужели думала, он не рванет к ней по первому зову? Не к Лене, к ней, к дочери своей.