— Ну то есть ты решила, что не едешь никуда? Привыкать будешь?
— Еду, Вер. Конечно, Еду. Питер не простит меня, если я на свадьбу не явлюсь, но потом… Вернусь. Не смогу без него уже… Кажется…
Яшина слушала подругу и не знала, радоваться или волноваться. Вспоминались времена их отношений в школе еще, и то, как Веселов сейчас себя ведет, очень соответствовало тому Андрею, вот только… Она за эти годы так искренне научилась его ненавидеть и презирать за предательство, что не могла переключиться моментально, все равно настороженность оставалась. В отличие от Кати, кажется… В квартиру пустила, в жизнь, в губы вон целуются прилюдно…
— В примерочную идем? — нахватав еще с десяток бельевых комплектов и пеньюаров, подруги направились в примерочную. Выбирали вроде бы для Веры, но количество вешалок получилось равным. Надевая каждый, Катя покрывалась фирменными пятнышками и мурашками. Вспоминалась та ночь и утро, которые на данный момент так и остались самыми откровенными в их отношениях. Больше Андрей у нее не ночевал. Сам не напрашивался, а она стеснялась предлагать, хотя хотела, если честно. Днем-то он почти всегда где-то рядом был, доступен, можно было подойти, обнять, коснуться, просто взглядом найти, а ночью… Его не было, и тоска нападала. Хорошо хоть Кот к ней согласился вернуться, поэтому все же был у нее мужчина, с которым можно было разделить бессонные ночи. Но хотелось других бессонных… И с другим…
— Берем, Самойлова! — видимо, Катя сильно задумалась, так как не заметила, что Вера в одеянии, увидев которое любой мужик за сердце схватился бы, проскочила в ее примерочную, взглядом окинула подругу, наряженную не хуже… — Веселов еще скажет мне спасибо! — Яшина насильно заставила подругу сделать несколько оборотов вокруг оси, оценила вид сбоку и сзади, одобрила окончательно… — А я в этом буду, — встала в нарочито сексуальную позу, демонстрируя выбранный вариант, подмигнула Кате, та улыбнулась, тоже кивнула, одобряя… — Я вам завидую, Катюнь. Вот честно, — потом Вера подошла, обняла подругу со спины, улыбнулась их общему отражению, по той самой татуировке, которая так о многом говорила, провела, — Если тогда не расстались бы так трагично, может разлука и убила бы вашу любовь, а так… Встретились снова, влюбились, теперь за шаг от счастья стоите. Боишься?
Катя кивнула. Боялась, но уже не отказалась бы. И не уверена была, если — они еще за шаг или уже на месте. Потому что она-то уже счастлива была.
Дальше у девушек по плану был обед в кафе, да только… У Веры случилась беда. Непоправимое накануне свадьбы — сломался ноготь, свадебному маникюру почти пришел конец, пришлось быстро решать проблему. К счастью, одна из девочек за стойкой экспресс-маникюра оказалась свободной и пообещала все исправить. И если первые десять минут Катя сидела рядом с Верой, поддерживая беседу, то потом стул пришлось освободить для другого клиента.
— Я за кофе нам схожу пока…
— Только не долго, а то Веселову не смогу отчитаться, что глаз с тебя не спускала, — Вера язык Кате показала, та ей пальцем погрозила, хотя и тепло стало от упоминания любимой фамилии… Почему-то вдруг действительно любимой ставшей… А как звучать будет? Екатерина Марковна Веселова… Или Самойлова-Веселова? Папе приятно будет… И Андрею… Вот и решено, пожалуй…
Катя шла в сторону кафе, в котором собиралась кофе взять, думала о глупостях всяких, улыбалась каждый раз, как взгляд на пакет в руках бросала, предвкушала…
— Два капучино, пожалуйста, с собой…
Даже заказ сделать успела, а потом вздрогнула. Потому что оклик услышала, обернулась, а на загривке разом волосы дыбом… На нее шла, улыбаясь, Алиса Филимонова. Та самая. Только чуть старше. Ровно на четыре года…
Самойлова не знала, как она очутилась за столиком напротив Филимоновой, почему согласилась на крайне настойчивые уговоры поболтать немного, почему не ушла, бросив зло, что все знает и не простит никогда…
Нет. Катя растерялась, когда Алиса рядом оказалась, позволила себя за руку потянуть в сторону свободного столика, купленный для Веры кофе по ошибке Алисе принесли уже…
— Ты еще красивее стала, Катя. Знаешь об этом? — голос Филимоновой разительно отличался от того, каким он был в семнадцать. И взгляд тоже, да и вся внешность. В ней будто и не было никогда высокомерия и жестокости. Глаза дружелюбием светились, радостью, надеждой…