— Вооружимся? — Арсений поднял брови.
— Не дрейфь, Журбин. Я обещала — Фаину и кота-Иную я не трону. Так что давай — представляй на карте адрес нашей церкви, телепортируйся. Меня с Тамарой не забудь…
— А это фигушки, Миранда, — усмехнулся новоявленный переводчик. — Если я верно понял, то на пропуск портал работает по принципу «ночь-в-день»…
Арсений сочинил в мозгах удобоваримую картинку и предъявил ее наставнице.
На этот раз Миранда увидела самую настоящую дверь. С дверным полотном. И вот это полотно могло отвориться лишь о т входящего, энергия перетекала из темноты к свету и никак иначе.
— Придется подождать до полночи, Миранда. Но ты расслабься, т е п е р ь время не имеет для нас существенного значения.
— Расслабиться тебе и самому не помешает…
Григорий Николаевич Опушкин заделывал дыру на крыше. Домик деду Грише изначально попался — утлым. Неказистым, кривеньким. Но поскольку стоял удобно — хоть и на отшибе да поблизости от избы, что выбрала себе Фаина под жилье, и посему Опушкин не роптал. Прогнулась крыша под сугробищами от последнего снегопада, поставил лестницу и пополз наверх — прореху в разошедшейся кровле поправлять. Работа-то известная, привычная для плотника.
Григорий Николаевич постукивал молотком, мурлыкал песенку под нос. Стоящий внизу Тимофей, лесенку придерживал.
Неожиданно в ритмичные удары молотка вмешался некий звук. Дед Гриша поглядел по сторонам, заметил, что Тимоха на заброшенную церковку прищурился…
— Чего там, Тимка? — придерживая большой гвоздь зубами, невнятно, но доходчиво поинтересовался дед.
— Да сам не пойму, — чуть испуганно отозвался Кукушкин. — Грохочем что-то…, - и уточнил почти шепотом, — в церкви… и з н у т р и.
— Да ладно брехать-то, — неуверенно проговорил Опушкин. — Изнутри…
Суеверный страх перед заброшенной церковью, откуда непонятно как исчезли люди, испытывали все островитяне. Заколоченная церковь постоянно вплеталась в страшилки, рассказываемые детворой длинными зимними ночами, дел Гриша на тех посиделках присутствовал, сам поговорить любил да и послушать не отказывался.
Поглядывая на церквушку, Григорий Николаевич заложил молоток за кушак на тулупе, нащупал валенком ступень пониже…
Крестообразно заколоченная дверь старой церкви распахнулась от сильного удара и на крыльцо, заметенное снегом по самые перила, вывалились два человека!
— Ооооах! — на одной ноте протяжно взвыл Тимоха, дернулся испуганно и ударил плечом по приставной лестнице, по которой дедушка уже спускаться начал…
Нога Григория Николаевича Опушкина огромным валенком запуталась между перекладин, не долетая до земли, старик успел подумать: «Кранты. Сломаю-таки ногу-то».
Дикий треск кости. Страшная боль. Григорий Николаевич потерял сознание.
Вышибить заколоченную снаружи дверь получилось не с первого раза. Лишь когда Арсений и Артем-Миранда ударили в нее вдвоем, с разбега, старые доски, крестом наложенные на дверь, разломились и выпустили путешественников на улицу!
Журбин и Киреев-Хорн рухнули в сугроб, засыпанный щепками, и сразу же услышали крик.
Арсений поднял голову…
Не повезло. Церковь стояла на отшибе, была надежда появиться на Острове незаметно, но вот — не получилось. Журбин увидел, как вместе с лестницей от крыши отваливается дед Григорий. А рядом с ним Тимоха во всю дурь орет.
Не повезло.
Понесло же Тиму с дедом конкретно в этот момент крышу ремонтировать… Не полезли бы — Арсений и Миранда выбили бы дверь в церквушке и незаметно прошли до дома бабушки Фаины. Тамару бы у нее спрятали, Киреева «поспать» на лежанке уложили.
Но вот не повезло. На крик Тимохи сбегались все островитяне. Журбин, Тамара и непонятный мужик с Мирандой внутри вернулись в тот же день, когда отец Арсения повез его на снегоходе к тракту. Тот Кого Не Может Быть «попросил» портал отправить их на Остров в день выезда с Пустоши. Напарники решили притвориться перед родней Фаины, что никуда не уезжали, а попросту прокатились вместе с Николаем до трассы и назад вернулись. Так было б проще и обошлось без объяснений — откуда уехавший парень взялся, почему… Отсутствия Арсения на Острове земляки шаманки могли и вовсе не заметить.
— Может быть хотя бы Тамару в церкви спрячем? — поморщившись от боли в отбитом плече, предложил Журбин.
— С ума сошел? — негромко поинтересовался Киреев-Хорн. — Она здесь околеет, холодно.
По единственной улице островного поселения уже неслась толпа. У дома деда Гриши бегущие люди разделились, отец Егорши с сыновьями помчался Тимофею помогать — подхватили деда на руки, понесли его к Фаине. Прочие бежали к церкви. Разглядев к т о прибыл, Борис Завьялов убрал пистолет в наплечную кобуру.
— Неудачно получилось, Сеня, — буркнул Киреев-Хорн. — Переполох наделали… Давай-ка спрячем куда-нибудь Киреева — странностей и без непонятного мужика хватает, я телепортируюсь в Тамару.
Фаина накладывала лубок на сломанную ногу деда Гриши. Журбин телепатическим приказом отправил открытого деда в глубокий обморок, но остался возле знахарки — боль была сильной, иногда Григорий Николаевич начинал постанывать и тогда Сенька вновь р а б о т а л.
Помимо Журбина и Тамары-Миранды, в гостях у бабушки собрались все завьяловцы, кроме Антонины. Стояли и сидели на лавках молча, под руку не лезли. Ждали, пока бабушка закончит.
Молчала и Фаина. Журбин предполагал, что шаманка на него с расспросами сразу же накинется, но старая ведунья только хмурилась да над поломанной ногой трудилась.
Шагая от церкви до дома бабушки Фаины, Журбин и Хорн успели рассказать друзьям, как оказались на Острове раньше, чем от трассы вернулся отец Арсения. Шаманка этого рассказа не слышала, но почему-то так и не спросила путешественников, не проявила любопытства. Наматывая на лубок бинты, Фаина вовсе не смотрела Арсения.
Когда закончила, встала с лежанки, где остался спать дед Гриша и строго поглядев на Журбина сказала:
— Ты убивал.
«Обаньки! — пришел от Тамары-Миранды мысленный возглас. — И как интересно, она это узнала?! Ты ж для нее невидимый!»
«Фаина видит ауру, — расстроено ответил телепат. — Могу предположить, что нечто в цветах моей ауры изменилось».
Мысленный разговор с наставницей Журбин «транслировал» для всех завьяловцев. Знал, что Фаина терпеть не может, когда при ней кто-то производит мысленный обмен, предпочитала вслух общаться, но времени на рефлексии и реверансы не было. Арсений чуть наклонил голову и твердо произнес:
— Пришлось. Я защищался. Тамару защищал.
Шаманка слабо взмахнула рукой — мол, говори, говори, слова все стерпят, — отошла к столу и, повернувшись к Журбину спиной, начала прибирать в коробку мази и бинты.
— Если бы я не защитил твою внучку, Фаина, мы не вернулись бы сюда. Извеков и Иная решили использовать Тамару как племенную самку. Хотели получить от нее потомство телепатов-колдунов. А потом Тамару уничтожили бы. Выбросили из тела в никуда.
Журбин рубил короткие предложения как топором махал. В углу горницы судорожно вздохнула Зоя. Марья, которой грозила подобная судьба, тихо пискнула и невольно придавила, сидевшего у нее на коленях Василия-Жюли. Кот зашипел.
Фаина стояла словно каменная. Все еще спиной к Арсению.
— Ты не хочешь меня спросить, как твоя внучка в иной реальности поживала? — негромко спросил бабушку Журбин. — Ее чуть замуж не выдали, Фаина… Кажется, против воли.
О том, кто стал бы мужем Томы, телепат сказать не успел. В сенях избы затопали шаги, дверь распахнулась и в горницу ввалился его отец с ошарашенным лицом. (Николай три часа назад расстался с сыном на парковке дальнобойщиков, Арсений-Миранда на его глазах к кафе потопал, но как-то оказался дома раньше него!) Из-за плеча Косолапова выглядывала озабоченная физиономия Егорши.
Занятно получилось. Журбин только-только собирался рассказать о «дубле» парня, вспоминал о нем как о женихе любимой девушки. Глядь! Егор и сам нарисовался. В самый, можно сказать, душещепальный момент.
От неожиданности Арсений не успел взять эмоции в узду, а поскольку продолжал удерживать «селекторную» связь с друзьями, его ощущения окатили всех присутствующих. На Журбина с недоумением прищурилась Зоя, левый уголок губ ее сына Ивана уполз в усмешке вверх… Прочие глядели на него встревоженно…