Дэвид прищурил глаза от неожиданного света, заслонился рукой.
— Что с тобой? — грубовато спросил Тони, сам не зная, какой смысл он вкладывает в свои слова.
Парень молчал, виновато опустив голову.
И тут до Макфейла дошло: Дэвид ничего не несет, хотя вчера сам в магазине напросился. И сегодня, когда отправлялись в путь, поклажа была с ним.
— Где твой мешок с НЗ? Потерял? Украли?
— Нет… — Дэвид поднял голову, шмыгнул носом, будто собирался заплакать. — Там люди, на станции… Возле эскалатора… Они… голодные. Умирают от голода… Я… Я отдал им консервы.
— У нас еще много еды, — осторожно вступил в разговор Ричард, который опасался, чтобы парнишке не попало за самоуправство.
— Сейчас разберемся, — буркнул Тони. — Арчибальд и Чарли — останьтесь здесь, с людьми. А мы вернемся на станцию.
Он шел впереди — по-прежнему быстрый и решительный. Ричард и Дэвид едва поспевали за ним. Поднялись на платформу. Дэвид повел лучом фонарика.
— Это здесь, — виновато сказал он и замолчал, вновь пораженный открывшимся ему зрелищем человеческой беды.
Оборванные и изможденные люди — их было человек двенадцать — закрывались от света, испуганно жались поближе к ступеням эскалатора, будто в его нише можно было укрыться. Какая-то женщина то ли в разорванном белом платье, то ли в одной нижней рубашке замахала руками, пронзительно завизжала:
— Не тро-о-огайте меня! Не прикасайтесь ко мне!
Еще три или четыре человека ползали на коленях по полу. Тони даже не сразу понял, что они делают.
Он шагнул вперед, отпихнул ногой рослого оборванца, который, бессвязно мыча, изо всех сил лупил консервной банкой о каменный пол.
— Смотри, благодетель. — Макфейл вырвал из рук оборванца исковерканную банку, показал ее Дэвиду. — Ты отдал им консервы и ушел, а они не могут их открыть. Нечем.
Затем Тони повернулся к визжащей женщине, грозно рявкнул:
— Заткнись!
Та испуганно отшатнулась — ее истеричный вопль оборвался.
Несчастные во все глаза смотрели на Дэвида и Тони.
Тони достал нож, с которым не расставался еще со службы в армии, открыл одну за другой три банки тушонки.
— На еду не набрасывайтесь, — предупредил. — Здесь докторов нет, чтобы вас потом откачивать. Возьмите по несколько кусочков. Вот галеты… Перекусите немного — и за мной. Еще до конца дня я выведу вас отсюда.
Он отошел в сторону, но фонарик выключать не стал, чтобы озверевшие от голода люди не покалечили друг друга или не стали запихаться едой.
— Не торопитесь! Успеете! — покрикивал Тони, хотя только что подгонял. Он не хотел их жалеть, потому что последние годы только и делал, что уверял себя: все люди — сволочи! Жизнь, кстати, частенько подтверждала это. В глубине души он понимал, что далеко не все люди — богачи и бездельники, но каждый изгой всегда видит себя самым последним и делит мир по принципу: «я» и «они». Они, мол, живут, а я в этом мире только статист… Но вот пришла Судьба в облике атомной войны и мгновенно уравняла всех. Более того! У них она все отняла. Сразу и все. А ему терять нечего. Он давно приспособился к такому существованию — на социальном дне, в подземке, на уровне крыс, без крова и еды — и потому выживет. А все они, кто с поверхности, кто жил, а не играл в жизнь, — обречены.
Казалось бы, он должен радоваться. Справедливость восторжествовала! А он вылавливает их из мрака, как новорожденных котят из реки, и обещает спасение. Мало того — он таки выведет их наверх. Чего бы это ему не стоило — спасет! Зачем? Только ли потому, что быть добрым и сильным — приятно. Или все же права Рут, которая как-то упрекнула его: «Зачем ты стараешься казаться хуже, чем ты есть на самом деле?» Он тогда засмеялся, сказал: «Вся жизнь — игра». И правда. Фермеры играют в политиков, подонки, жаждущие власти, — в полицейских и военных, ворюги изображают радетелей за общественное благо, а профессиональные проститутки — светских дам. Нормальные средние люди, как правило, играют скотов. Чтобы выглядеть грозно, независимо и воинственно. Пугают, потому что сами всего и вся боятся. Игра — как способ выживания.
Они вернулись в тоннель.
Новые попутчики плелись позади — медленно, но цепко, ухватившись за нитку надежды, которую бросил им Тони.
Часам к двум по дневному времени вышли к разветвлению пути.
Чарли, который все время что-то жевал и постоянно вырывался вперед, подскочил к Тони. Его глазки возбужденно поблескивали.
— А вдруг Флайт что-нибудь замыслил? Надо проверить оба тоннеля.
— Не знаю, что он там замыслил, — хмуро сказал Тони, освещая фонариком разветвление, — но на юго-западной ветке — ремонтные работы. А нам надо именно туда. Туда же, очевидно, пошел и Флайт…
— Я сейчас, шеф!
Тони не успел и слова сказать, как неугомонный Чарли нырнул в тоннель, стал осторожно пробираться между металлическими стойками и деревянными опалубками.
— Если это дальше, чем на сотню метров, возвращайся! — крикнул ему вдогонку Арчибальд. — Мы со своей командой там не пройдем.
— Все нормально, — откликнулся Чарли. — Леса уже кончаются. О, здесь какая-то записка…
В следующий миг пол под ногами путников вздрогнул, глухой удар потряс подземелье, и из юго-западного тоннеля вырвалось облако пыли. Часть металлических стоек и досок с грохотом обрушилась.
Не сговариваясь, друзья зажгли фонарики, бросились в это зловещее облако.
Метров через двадцать они остановились перед огромным каменным завалом.
Лучи фонариков вылавливали из хаоса и мрака здоровенные глыбы зернистой породы, исковерканные стойки, проволоку, деревянную щепу и песок.
— Смотрите, — сказал Ричард.
В стороне валялся кусок картона. На нем корявым почерком было написано:
«Привет, Беспалый! Никуда не сворачивай. Это верная дорога».
— Сволочь! — воскликнул Тони. — Я понял. Он видел Чарли в магазине и специально громко говорил, чтобы сбить нас с толку. Флайт хотел всех нас здесь угробить.
— Где же Чарли? — перебил Макфейла Ричард. — Ищите его. Может, он ранен…
— Он не ранен, — сказал Арчибальд, отступая от завала. — Вот он.
Четыре луча скрестились там, куда указывал Арчибальд, и метнулись в разные стороны. В кругу света на миг отчетливо и страшно возник стоптанный башмак, который торчал из-под каменных глыб.
Дэвид уткнулся в металлический стояк. Его худенькие плечи сотрясали рыдания.
— Мы… не… выйдем… отсюда! — выкрикнул он прерывающимся голосом. — Там… всех… Наверху все убили друг друга, и мы… здесь… тоже убиваем… Зачем?! Зачем все это?! Почему… мы… такие?..
— Успокойся, малыш. — Теплое чувство к этому наивному парнишке, такому же беззащитному, как и Рут, чем-то даже похожему на сестру, вновь коснулось сердца Тони. — Жаль, конечно, Чарли.
Он вел Дэвида между покосившимися стойками, упавшими досками и камнями и думал:
«Рут уже ничем не поможешь. Милая, славная Рут… А этот щенок… Жалко, пропадет без меня…»
Они вернулись к разветвлению тоннелей.
Тони, мельком осветив всех своих попутчиков, сказал:
— Нам подстроили ловушку. Там завал. Чарли, который разведывал путь, погиб. Теперь мы пойдем прямо. Это дальше, на несколько километров дальше, но другого пути у нас нет. Не будем терять времени, друзья, — вы все чувствуете, что дышать с каждым часом становится все тяжелее. Надо идти.
Через несколько часов их догнала вода.
Она обгоняла людей — пока еще неглубокая, чуть выше щиколоток, теплая и грязная. С урчанием и слабыми переплесками вода приходила из тьмы и пропадала во тьме. Сначала она текла как бы толчками, приливами, потом пошла сплошным мутным потоком.
Несколько женщин запричитало, предчувствуя беду. Арчибальд, не скрывая злости, выругался.