А после Стоглавого собора (1551), когда в религию Орды грубо вмешалась политика, и на востоке Европы изменился прежний порядок вещей.
Крещение Саин Булата было лишь актом его вхождения в московскую власть, «старой вере» он не изменял. Если бы царя крестили как иноверца, обряд крещения занял бы месяцы, таково правило. А тут была именно воля политики – его крестили, потому что Кремль решил женить Саин Булата на дочери боярина Мстиславского. Это уже интрига, истоки которой до конца не поняты и сегодня.
Москва еще не имела своей религиозной идеологии, она лишь окружала себя новыми религиозными правилами, чтобы отделить «своих» от «чужих».
Конечно, то была политика, в самом естественном ее виде…
Словом, и в крещении, и в женитьбе не был самостоятелен царь Симеон, волею Судеб ставший щепкой в водовороте новой жизни. Он не знал, что творится, и не хотел понимать, демонстрируя безропотную покорность даже на крутых поворотах своей судьбы. К такому поведению его обязывали убеждения – пренебречь тем, что принято у «староверов», он, непротивленец, не мог. Человек другой морали понимал мир по-своему, не по-московски. Его поступки говорят сами за себя. Он не мог взять власть, которая по царскому праву принадлежала ему одному. Ждал воли Неба. И дождался.
Осенью 1575 года в Москве случилось что-то необъяснимое: царь Иван IV отрекся от престола и покинул Кремль. Зачем? Каждый боярин, каждый извозчик ломали голову в поисках причин его ухода, естественно, люди связывали уход царя со своею собственной судьбой. Что-то теперь будет? И историки последующих поколений терялись в догадках. Версий надумано много, но стоят ли что они, если эпоха царя Симеона не сохранила документов? Их нет. Достоверны два-три второстепенных текста. «Татарских» летописей вообще нет… О чем можно тут рассуждать? Можно лишь фантазировать.
Лучше всех из щекотливого положения вышел Карамзин, обойдя время правления Саин Булата глубоким молчанием, «мнимый царь», «так называемый царь Симеон», всуе поминает его. Историю царствования он переадресовал зарубежным авторам, со слов которых мы и знаем о событиях эпохи Ивана Грозного. Карамзин ясно писал, «известно со слов иностранцев», «на их совести».
Великий российский историк абсолютно прав. Без фантазий честнее…
А Иван IV ловчил. Явно ловчил своим уходом из Кремля. «Татарский» царь на троне понадобился ему, возможно, чтобы списать неудачи правления Москвы, Иван Грозный, этот царь-злодей, покинул Кремль из-за боязни Божьей кары за опричнину. Заметьте, он не просто уходил, он подставлял суду Божьему своего напарника!
Все знали, царь жизнью отвечает за беды в стране. А как? Не знали. Но ужасно хотели посмотреть.
Возможно, все было совсем не так. Царь занемог, у него начались приступы странной болезни, свидетельствовавшие о том, что его медленно травили. Убивали. И он почувствовал это. Факт отравления доказан криминалистами!
Повторяю, в Средневековье отношение к вере, к власти, к поступкам было совсем иным, чем сейчас. Люди жили «в страхе Божьем». Они возлагали «надежду на Судию Небесного», который воздавал обманщику по его «злой хитрости и неправде». Это отличало «старую веру», где первым судьей поступков был сам человек, его совесть, решавшая грешить – не грешить, то есть каким предстать перед Богом…
Только так понимали свободу в общении с Тенгри наши предки.
Симеон Бекбулатович, Иван Грозный – люди «старой» веры, ее времени, ее культуры, их мораль не доступна нам. Даже если бы сохранились документы, мы о мотивах их поступков ничего сказать бы не смогли, потому что забыта тюркская культура, ее традиции. Казалось – оба царя, оба имели право на власть, на силу меча, но… был Высший суд, который напоминал – «что насильно, то не навсегда». При каждой молитве слышали они эту Небесную мудрость.
Естественно, все и вышло, как учило Небо.
В августе 1576 года уже царь Симеон оставил Кремль, не потому что был слабее, а потому что другой – из вчерашнего дня. Сам понял, что в Кремле душно. Его поведение, как мне показалось, походило на поведение Дон Кихота, другого Рыцаря Печального Образа, испанского, он тоже своим устаревшим благородством вызывал лишь снисходительную улыбку нового общества. Над ним посмеивались.
На Московской Руси пороки становились нравами, а честь – помехой. Как на Западе!
…Два русских царя опять разошлись мирно, понимая, «что для одного пища, то для другого яд». Иван IV дал Симеону титул великого князя и княжество Тверское, с двором, приказами, боярами, дворцом, «людишками». Настоящее государство в государстве, где хозяина по-прежнему величали царем.