— Вот видишь, не такой уж это труд, — сказала Эб, когда я вылез из штанов и оставил их на полу.
Отворачиваться я и не думал, стоял перед ней голый, в расстегнутой рубашке и никак не мог ее снять. Я уже понял, что Эб не собирается меня унижать, не хочет надо мной посмеяться из-за моей чрезмерной стыдливости.
— С рубашкой проблема?
Я справился. Двинул плечами и отправил рубашку тоже на пол, она легла поверх остальных вещей, а я полез в воду, неотрывно глядя в глаза Эб: пусть попробует произнести хоть слово. Я был настороже — кто знает, чего от нее ждать, когда она увидит мои отметины.
Ждать она себя не заставила: присвистнула, и глаза у нее стали круглые. Она не притворялась.
— Черт! Это что еще такое? Кто тебя так разукрасил?
Я погрузился в ванну по уши и чувствовал себя прекрасно. Вода была чуть ли не кипяток, и кожа сначала съежилась, как на сильном морозе, а теперь потихоньку растягивалась обратно. Сердце у меня билось сильнее, чем обычно, так что без толку было себя убеждать, будто мне совершенно безразлично, как Эб смотрит на мою спину, первый человек не из нашей семьи. Я зажмурившись сидел в воде и повторял про себя вопрос Стенсон. Когда я открыл глаза, она стояла, наклонившись ко мне, по-прежнему с винчестером под мышкой и смотрела озабоченно. Я немного приподнялся, а потом ответил:
— Отец.
Она ничего не сказала, только гневно прищурилась, но злилась явно не на меня, и мне, хоть и было стыдно, стало легче от ее ярости. Я не удержался и прибавил:
— Я ведь, знаешь, не такой уж послушный. Разве только с тобой.
Я сказал так, чтобы она усмехнулась, хотел снять напряжение, которое волей-неволей возникло из-за моего раздевания, спины и всего этого дурацкого мытья. Сработало: Эб удостоила меня своей кривой усмешки.
— Хочешь сказать, получал по заслугам, Гарет? Так, что ли?
Я молча сидел в кипятке и ощущал, как застывшие от скачки ноги понемногу оживают. Я же понимал, что Эб не по-настоящему меня спрашивает.
— Черт, Гарет! Но ты же еще малец.
— Никакой я не малец, Стенсон. Ты не намного меня старше.
Похоже, она меня не услышала.
— Покажи.
— Чего?
— Покажи.
Прозвучало как приказ, а я всего за два дня уже привык ее слушаться. И еще меня тронуло ее беспокойство, я обнял коленки, наклонился вперед и показал мокрую спину. Я-то знал, на что она похожа. Вся в рубцах, как поле, изрытое оврагами. Вообще, даже смешно: Эб могла бы убить меня не моргнув глазом, но ее разжалобили следы побоев. А может, я просто спутал сочувствие с удивлением. Эб резко выпрямилась, свернула самокрутку и мутным взглядом посмотрела на улицу.
— А лицо?
— Нет, с лицом другое, тут никто не виноват.
Эб не настаивала, и я успокоился. Не хотелось говорить о шраме.
— Шевелись, Гарет, сказала же тебе, что не люблю холодной воды.
Я зашевелился.
Когда я натягивал грязную одежку, Эб снимала свою. Я не то что она — отвернулся, пока она не влезла в воду. А в воде я на нее посмотрел — голова, коленки, руки. Кольт она положила рядом на табурет. Но я не собирался убегать.
Маленький брусок мыла то появлялся, то исчезал. Она мылила руки, шею, плечи. Когда Эб привстала и стала мыть грудь, я не отвернулся. Хотел ее смутить, но она даже внимания не обратила, знай намыливалась всюду, точно лошадь чистила. И почему-то было приятно смотреть на ее белую кожу, блестящую от воды и пены. Она совсем меня не стыдилась, как будто мы были детьми. Во мне вдруг вспыхнула взрослая злоба, и одновременно с ней разлилось странное спокойствие.
— Эб…
— Чего?
— Зачем ты держишь меня в заложниках? Шериф будет тебя выслеживать, а если бы ты меня отпустила, они бы передали всё охотникам за головами.
— Я не имею права рисковать.
— А чем ты рискуешь, если меня отпустишь?
— Ты знаешь, куда я еду, Гарет. По совершенно идиотской случайности ты узнал единственный стоящий адрес, место, где полиция и охотники за головами и правда могут меня найти.
— Я никому не скажу, обещаю.
Она рассмеялась нехорошим смехом и повторила мои слова детским издевательским голоском. И прибавила:
— Нет, рисковать я не имею права. А теперь моя очередь задать вопрос.
— Давай задавай!
— Почему ты хочешь вернуться?
Я почувствовал себя идиотом. Хороший вопрос. Я бы даже сказал, чертовски хороший. Прямо в яблочко.