– Принеси мне костыли, – повернулся я к куму. – И градусник.
Хотя ни то ни другое были мне не нужны. Просто я хотел, чтобы этот пыхтящий над ухом обеспокоенный родственник убрался из комнаты, дал мне побеседовать со своей племяшкой наедине.
– Как ты? – проводив взглядом скрывшегося за дверью Анатолия Андреевича, спросил я Кристину.
– Как видишь. Болею, – широко улыбнулась она. – Уже запарилась валяться в постельке и тихо стонать. Поцелуй меня, Костя.
– Погоди. Еще нацелуемся. Будет у нас впереди куча времени. А пока расскажи-ка мне лучше, как все удалось? Все сделала, как я просил?
– Все. Выцедила граммов сто самогонки и чуть не блеванула. И как мужики только пьют эту синьку![22]
«Зато мужики не колют себе героин», – машинально подумал я.
– Потом чуть-чуть облила себя и постель, чтобы от меня посильнее воняло.
– Я чувствую.
– …но, думаю, все это ни к чему. Дядя один хрен ничего не учует. От самого несет, как от бочки с винищем! Правда, он вчера вечером был почти в норме. Даже странно. Самогон, что ли, там у них кончился?
– Ты отвлеклась, – напомнил я.
– Ничего подобного. Я вот к чему. Дядя был вчера более или менее трезвый и засек без проблем, что я, типа, кривая, как сабля. Он даже спросил, где так назюзюкалась, но я послала его подальше. А утром, когда он стал собираться на службу, я вышла из комнаты, сказала, что мне очень хреново и грохнулась прямо посреди кухни. Короче, опустила его на такие измены, что он аж весь затрясся.
– Трясет его не от этого, – заметил я и умолк, потому что в комнату с костылями и градусником прошмыгнул кум. – Спасибо, Анатолий Андреевич. Костыли в угол, термометр мне, – коротко распорядился я. – И выйди. Дверь прикрой за собой. Сейчас буду осматривать Крис. Не фиг пялиться на племянницу.
– …Я даже бросила под кровать тюбик «Момента», как ты и просил, – стоило куму вновь выйти из комнаты, продолжила Кристина рассказ с того места, на котором прервал ее дядюшка. – И дядя Толя сразу его обнаружил. И надеюсь, сделал верные выводы.
– Да, он мне об этом уже рассказал.
– Вот видишь? Правда, я молодец?
– Сама себя не похвалишь, никто не похвалит, – ухмыльнулся я. – Хотя, согласен, ты молодец. Все делаешь пока на пятерку. Продолжай в том же духе, и у нас все срастется.
– Поцелуй меня, Костя, – томным тягучим голосом еще раз попросила Кристина. – И осмотри. – Она закрыла глаза и откинула в сторону одеяло. – Ты же обещал дядюшке меня осмотреть.
«А обещания следует выполнять, – подумал я. – За слова, даже если они сказаны мусору, надо всегда отвечать. Так что, хочешь не хочешь, придется осматривать Крис».
Впрочем, что значит «хочешь не хочешь»! Я этого очень хотел! После недельного-то воздержания! Вперед!
И я потянул вниз Кристинины трусики, стараясь не думать о том, что куму сейчас вдруг взбредет в голову дурацкая мысль неожиданно войти к племяннице в комнату. Вот будет удивлен этот легавый моей извращенной методике диагностики.
Ближе к вечеру, как раз перед тем, как появилась все-таки вызванная Анатолием Андреевичем «скорая», у Кристины «конкретно сорвало башню». Увидеть это мне, к сожалению, не довелось. Перед самым приездом врачей – точнее, зачуханного фельдшера и медсестры – кум от греха подальше спровадил меня в гараж.
– Не обижайся, Разин, – при этом оправдывался он. – Так надо. Еще чего-нибудь выкинешь при посторонних.
– Да-да, конечно, – снисходительно кивнул я. – Я понимаю. – И весело подмигнул Крис, которая уже начала разыгрывать сцену «delirius tremens».
– Блин, вырубите же наконец эту сраную музыку! – второй раз за последние пару минут потребовала она.
– Какую музыку, Кристя? – дернулся было к племяннице Анатолий Андреевич, но я уже, ухмыляясь, решительно двинул на костылях к входной двери, и он был вынужден поспешить за мной. Ограничившись тем, что успел пробормотать, выходя из комнаты: – Нет никакой музыки. Тебе это кажется.
– Сперва мерещится музыка. Потом человек хватается за топор и начинает отбиваться от гоблинов, – злорадно заметил я, когда мы уже пришли в гараж. – Это называется белой горячкой. И может толкнуть больного черт знает на что. Вплоть до убийства. Или до суицида. А может привести к нарушению.
– К нарушению? – вопросительно посмотрел на меня кум.
– К инсульту, – расшифровал я. – К параличу. Иди к племяшке, Анатолий Андреевич. И не своди с нее глаз. И не вздумать отправить в больницу. Ее там доконают.
– Все же, считаешь, ей надо лететь?
– Да. В Печору или Ухту. И не просто считаю, я в этом уверен. Так что, бери направление и вызывай вертолет.