Но это еще не все.
Один из фраеров, угодивший в БУР из барака, где как раз и чалился Бавауди, рассказал мне, что чечен, ничуть не смущаясь, сам трепал языком о том, как его перло, когда он оперировал донора, даже и не подумав сперва лишить его жизни или хотя бы дать наркоз. Хан с садистским восторгом смаковал картины того, как его прочно привязанные к операционному столу жертвы сходили с ума еще до того, как он брал в руки скальпель; как у всех - совершенно у всех - происходило непроизвольное мочеиспускание и дефекация; как они сначала молили, потом визжали и, наконец, умолкали, потеряв от болевого шока сознание.
Тогда, в БУРе, выслушав этот леденящий душу рассказ, я подумал: "Как жаль, что мне не суждено пересечься с этим маньяком. Я бы ему устроил операции без наркоза. Но уже через несколько дней я буду или на воле, или в могиле. Третьего не дано. В барак я никогда не вернусь. С Бавауди никогда не встречусь".
Но… Костоправ предполагает, а жизнь располагает.
С Ханом я все-таки встретился. Только совсем не при тех обстоятельствах, при которых хотелось бы мне. Я мечтал устроить сволочному маньяку "операцию без наркоза". Но все произошло с точностью наоборот, и мне пришлось испытать на себе его садистский талант.
Впрочем, обо всем по порядку.
Измученный за двое суток пути из Минвод в Ижму я, несмотря на холод, неудобное ложе и обилие неприятных эмоций, сладко продрых до утра и проснулся совсем незадолго до того, как в гараже объявился кум.
- Как спалось на новом месте? - цинично поинтересовался он, включая свет и ставя на пол миску с какой-то жратвой так, чтобы цепь позволила мне до нее дотянуться.
- Сколько времени? - Вместе с лопатником, документами и золотым болтом часы у меня отобрали еще в Пятигорске перед тем, как запихать в камеру ИВС, и сейчас они, наверное, красовались на руке какого-нибудь местного мусора. Впрочем, зачем бесправному пленнику, которому суждено остаток жизни провести в заточении, знать время? Обойдется и так! Было бы что пожрать, да пореже бы били!
- Почти девять, - проинформировал меня кум. Избавившись от миски с моим завтраком, он поспешил отступить ближе к выходу - в безопасную зону, куда, если бы я замыслил что-нибудь нехорошее, меня не пустила бы цепь.
Меня это повеселило: "Опасаешься за свою шкуру, козел? Погоди. То ли еще будет!"
- Я так и не спросил вчера, - вспомнил я, поднимаясь с подстилки, - как там Кристина. И Анжелика. Все нормалек?
- Не твое дело, - фыркнул кум, но я был с ним не согласен. Мое это дело. Еще как мое! Несмотря на проблемы, которые обрушились на меня в последние дни, я продолжал испытывать перед Анжелой и Крис чувство вины.
- Они в курсах, что ты приволок меня к себе в гости и держишь в каком-то свинарнике?
- Я же сказал, не твое дело. Жри давай, - кивнул кум на миску.
- Не волнуйся, сожру. Если это, конечно, жрать можно… Послушай, начальник, Чечев что, меня не узнал? Ты не сказал ему, что я - это я?
- Уже сказал, - осклабился Анатолий Андреевич. - Еще вчера вечером, когда ушли от тебя. И этот толстый дурак сначала даже мне не поверил.
- А потом?
- А потом пообещал, что тебя замочит. Вот только хрен, - уверенно пообещал мне кум, и эта уверенность вселила в меня кое-какие надежды. Стыдно сказать, но сейчас мне ничего иного не оставалось, как только взирать на кума как на своего благодетеля, который, если захочет, то защитит меня от расправы сволочи-прапора. - Жри давай, Разин. А я пока расскажу, что тебя ждет.
- В натуре? Расскажешь? Наконец-то, - ухмыльнулся я и склонился над миской. Мне не терпелось узнать, чем собирается хлебосольный Анатолий Андреевич потчевать своего пленника. Конечно, не разносолами. Но ведь и не "Педигри-Палом"? В миске я ожидал обнаружить что-нибудь среднее между собачьим кормом и нормальной человеческой пищей. И не ошибся. На завтрак мне была предложена сваренная на воде пшенная каша, в которую накрошили черствого хлеба и добавили каких-то мясных обрезков.
- Ты серьезно считаешь, что я буду есть это? - посмотрел я на кума.
- Не хочешь, не ешь, - хладнокровно отреагировал он. Этот мерзавец был готов к подобной реакции с моей стороны. - Когда сдохнешь с голоду, никто по тебе убиваться не будет.
- Не пойму, тебе что, нужен мой труп? Подумай, начальник, какой геморрой! Придется избавляться от тела, тащить его куда-то подальше в тайгу. А ведь сейчас, зимой, даже не вырыть нормальной могилы.
- Зачем же могила? Тебя сожрут песцы и лисицы. Если не побрезгуют.
- Хм… - Я тщательно прицелился и неожиданно зазвездячил ногой по миске со своим завтраком так, чтобы она угодила точнехонько в кума. Мне очень хотелось увидеть, как каша с мясными ошметками изгваздает его ментовский тулуп. Но Анатолий Андреевич в детстве, наверное, хорошо играл в вышибалу. Вильнув жопой, увернулся, мерзавец, в последний момент, и миска, не нанеся ему никакого вреда, через распахнутую створку ворот вылетела на улицу. Гол! И все-таки жаль, что вратарь даже не попытался парировать этот удар.
- Это был твой завтрак, - спокойно произнес кум. - Теперь жди ужина. Питание у тебя здесь будет двухразовое.
- Ладно. - Я сел на подстилку, по-калмыцки поджав под себя ноги. - Но только учти, если снова притащишь мне такие помои, я больше не промахнусь. Будешь соскабливать их с себя. Ты, кажется, собирался мне рассказать, что меня ждет?
- Что ж, слушай. - Кум подобрал полы тулупа и уселся на корточки, опершись спиной о стену. - Ты, я думаю, уже осознал, что будешь здесь обитать до тех пор, пока не подохнешь…
- …Или пока не свалю, - досказал я.
- Об этом можешь и не мечтать. А почему, будешь знать уже к вечеру, - загадочно улыбнулся Анатолий Андреевич, и эта загадочность пришлась мне не по душе.
- Что ты хочешь этим сказать? - насторожился я. - Давай колись, начальник, сейчас. Не трави душу.
- Я сказал, к вечеру. Значит, к вечеру, - уперся кум. - А сейчас слушай про свои права и обязанности. Сперва про права. Распространяться долго про них я не буду. Потому что прав у тебя нет никаких. Ты мой раб, моя собственность. Что хочу с тобой, то и делаю.
- Ой, с огнем играешь, начальник, - покачал я головой. - Подумай о том, что когда-нибудь ты ошибешься и угодишь мне под горячую руку. Я ведь тебя жалеть и не подумаю. Прикончу без колебаний.
- Не прикончишь. Не выйдет. - Было заметно, что кум не сомневается в том, что сейчас говорит.
"И что же за козырной туз у тебя в рукаве, - задумался я, - раз ты так уверен в себе? Очередная изощренная пакость? Сюрприз № 3? О чем таком я должен узнать уже к вечеру?"
- Хорошо. Предположим, что прикончить тебя мне не удастся. Тогда задумайся вот над чем. Ты хоть представляешь, какой головняк себе наживешь, пытаясь превратить меня в своего раба? Я даже не буду сейчас говорить о том, что скорее сдохну под пытками, чем позволю себя взнуздать. Это может оказаться не самой большой заморочкой, Анатолий Андреевич, с которой столкнешься. Как тебе, например, то, что очень скоро сплетни о том, что ты у себя в гараже на цепи держишь пленника, поползут по поселку, дойдут до УИНа, а то и до кого позначительней? Ведь нагрянут с проверкой, и отправишься ты, дурак, по этапу.
Кум недовольно поморщился. Похоже, что, на его взгляд, я разговаривал с ним слишком фривольно.
- Никто не нагрянет, - уверенно заявил он. - И никто не узнает. Конечно, кроме нескольких человек. А они, Разин, полностью зависят от меня. К тому же, все уже перемазались в этом дерьме по самые уши. Какого же ляда им трепать языком об этой истории? Так что, за пределы моего дома ничего не просочится.
- А если все же?…
- "А если все же…" - передразнил меня кум, - то на это мне начихать. Не забывай, что Ижма стоит в стороне от проезжих дорог. Здесь своя жизнь. И своя власть. Что бы поблизости ни происходило, все находится под строгим надзором УИНа. Глава поселковой администрации всего лишь марионетка. А РОВД и прокуратура не смеют и пернуть, не получив от нас на это добро.