Ответа не последовало. Две пули впились в ящики. Отскочившая щепка больно ударила Афанасьева в лицо.
— Не стреляйте, это бесполезно! Если не сдадитесь, мы взорвем самолет! Нам все равно погибать!.. А вы… обещаю вам жизнь и свободу. Ну, живее!
В штурманском отсеке молчали.
Подошел Вэдж, волоча за собой парашюты.
— Николай! Ян убит, нас осталось трое. Покажи, как это надевается. Время уходит, надо…
Разноголосый вопль прервал его слова. Только теперь арестанты поняли, что происходит.
— Тише вы! — заорал Афанасьев и угрожающе поднял пистолет. — Слушать меня! Мы все спасемся или погибнем вместе.
— Все?
От неожиданности Вэдж уронил свою ношу. Джеферсон скосил глаза так, что стали видны одни белки, но не сказал ничего. Он всецело полагался на Афанасьева.
— Да все! Мы захватим самолет или взорвем его. Живо, ребята! Тащите сюда капсюли и взрывчатку.
Последние слова Афанасьев прокричал в переговорную трубку.
Моторы снова встали. Самолет пошел на снижение.
— Мы сдаемся, — хрипло выговорил пилот. — Что нам делать?
— Включите моторы! Набирайте высоту! — надсаживая голос, крикнул Афанасьев и, обернувшись к заключенным, скомандовал: — Отставить! Убирайте ящики, освободите дверцу! Они сдаются…
Не то вздох, не то стон прозвучал в кабине. Арестанты бросились к ящикам. Джеферсон помогал им, действуя одной рукой. Вэдж и Афанасьев стояли с поднятыми пистолетами.
Моторы загудели.
— Открывайте дверцу! — закричал пилот. — Мы бросили оружие!
Один из заключенных протянул Джеферсону разорванную рубашку.
— Они справятся без тебя. Перевяжись.
— Спасибо… Помогите лучше им! — Здоровой рукой негр указал на солдата и раненых арестантов.
Дверцу приоткрыли. Два пистолета со звоном упали на пол.
— Это все? — спросил Афанасьев. — Без обмана… застрелю. У нас есть летчики.
Вэдж настежь распахнул дверцу.
— Все! — ответил пилот, не отрываясь от управления. — Мы не обманываем. Мы хотим сохранить жизнь.
Как бы в доказательство, штурман поспешно поднял руки.
— Мы сдаемся! — закричал он. — Помните ваше обещание!
Афанасьев шагнул к двери.
— Я войду к ним! Майкл со мной. А ты, Том, стреляй в случае обмана!.. Значит Ян убит… — добавил он тихо. — Бедняга. Он так хотел жить… вернуться в Польшу. Так скучал по родине…
В тесной кабине Афанасьев стал позади пилота. Руки американца чуть-чуть вздрагивали, он нервничал и самолет, словно живое существо, отзывался на эту дрожь. «Будто пьяный, — подумал Афанасьев. — Растерялся или притворяется?»
Самолет затрясся, стал заваливаться на левый бок. Американец рванул руль, неловко выправил машину, вполоборота угрюмо взглянул на Афанасьева.
— Пустите! — сердито сказал Афанасьев. — Я сам поведу машину. — И едва не добавил: — Вы тряпка, а не пилот.
Американец побледнел, переглянулся со штурманом и нехотя поднялся. Афанасьев сел на место пилота, смело взялся за рычаги.
— Я отвечаю за жизнь этих людей, но я справлюсь, — пробормотал он. О своей жизни в тот момент он не подумал.
Малознакомая машина, длительный перерыв в летной практике, возможность катастрофы и гибели двадцати человек — все отошло куда-то в глубину сознания. Выйти с честью из затруднительного положения — это казалось главным. Будто в спортивной встрече: надо выиграть, а все остальное — ерунда!
Самолет задрожал, слегка клюнул носом. Афанасьев стиснул рычаги, выровнял машину, с хрипом выдохнул воздух, точно после большого физического усилия. Инстинкт летчика — когда-то он был уверен, что сумеет управлять самолетом и во сне — подсказал правильные движения. То, что он называл «чувством воздуха» возвратилось. Машина покорялась его воле, они как бы слились в единое существо. Американец одобрительно буркнул и сел рядом. Он понял, что опасность миновала.
— Курс на восток! — резко бросил Афанасьев. — В Советский Союз!
— Куда? — изумился штурман.:— Но… но… Нас задержат там, а вы обещали…
— Задержат? — Афанасьев ухмыльнулся. — Успокойтесь, вам ничего не грозит. Вернетесь домой… если захотите… И самолет ваш отдадим… Ну, пошли!
Набирая высоту, он дал полный газ. Моторы взревели. Американцы переглянулись и замолчали.
«Свободен… — думал Афанасьев. — Свободен! Родина, друзья… мать… Тоня, родная, я возвращаюсь…»
Погасли последние звезды, начинало светать. Внизу спящая земля завернулась в облака, точно в вату. Афанасьев не видел, но знал, что под ними островерхие кровли разрушенных городов и выжженные войной поля восточной Германии.