Глава 3
Проснулся Фёдор на широкой кровати раздетый до исподних штанов и укрытый лёгким покрывалом цвета перетомлённого в печи молока. Над ним нависали занавеси тёмно-зелёного цвета, не очень плотные, но и не просвечивающиеся, закрепленные на потолке вроде шатра, раздвинуты с боков и подвязаны толстыми золотого света шнурами с кистями на концах. Подвязанные свободно за концы занавеси мешали обзору.
Откуда-то появился Павлис. Захлопотал вокруг него. Раздвинул занавеси на окне, впуская солнечный свет.
- Выспался, сийр? – вопрос не требовал ответа. – Вот халат новый хозяйка велела сшить, – взял со спинки стула серый с жемчужным отливом халат из мягкой, но плотной ткани.
Фёдор поднялся, спустил ноги на ковёр с длинным мягким ворсом. Ковёр был коричневым, но не однотонным, а тёмным, светлым и средней насыщенности тонами, ограниченными чёрным цветом, составляющими оригинальный узор. Преобладал светло-коричневый цвет, словно разбавленный молоком, служивший фоном. Павлис помог надеть халат и опоясал хозяина золотистого цвета поясом с кистями на концах.
«Словно занавесь перехватил», – подумал Фёдор. Халат оказался впору, но, по его мнению, слишком длинён – не выше щиколоток. Похожий халат он видел у зятя, мужа старшей сестры, служившего у своего дяди приказчиком. Жила сестра с мужем в Ленинграде недолго. Свернули НЭП, и дядя уехал за границу, а сестра с мужем вернулись в родную деревню. Вот зять в подобном халате щеголял дома перед гостем, когда Фёдор ещё до женитьбы приезжал к сестре в Ленинград в гости.
- Вот, сийр, не ходи босиком, – Павлис отвлёк Фёдора от воспоминаний, пододвигая домашние туфли без пяток из мягкой коричневой кожи, украшенные золотыми(?) пряжками с зелёными камнями.
- Павлис, где я могу оправиться? – Павлис недоумённо посмотрел на Фёдора. – Где тут уборная?
- Ох, ты ж! Хозяйка говорила, что ты памяти лишился. Пойдём сюда.
Павлис обошёл кровать и указал на две неприметные, не выделяющиеся на фоне деревянных тёмных панелей немногим выше роста человека, двери. Что и выделяло их, так толи золотые, толи золочёные витые ручки, украшенные в верхней части шариком с зелёным камнем в центре.
Павлис открыл одну из них. За ней была уборная с отверстием в полу, как в уличном нужнике, накрытом крышкой. Рядом, из другой стены торчал кран с ручкой. Под ним овальный таз с дыркой, закрепленный на трубе, уходящей в пол, рядом с отхожим местом. Это чтобы руки помыть. Тут и полотенце висит.
- Рядом моечная, – указал на вторую дверь камердинер.
«До таких удобств, как в городе ещё не дошли, – подумал Фёдор, – по-деревенски устроено, только с крышкой. А вот кран тут же, это удобно».
Павлис дождался Фёдора за закрытой дверью и предложил пройти в гостиную, где уже был накрыт стол. В гостиной Фёдора ожидали графиня и Джулиус. Павлис подвёл Фёдора к столу, помог сесть и встал за спинкой стула. Ещё один слуга помог графине, подвинув стул. Джулиус справился с размещением на стуле сам. Слуга снял крышки с блюд Джулиуса и графини и отложил их на поднос, лежавший на маленьком столике, что стоял поодаль. Павлис тоже снял крышку с блюда, стоящего перед Фёдором и поместил её вместе с другими. В глубокой тарелке была каша из неопределяемой крупы морковного цвета. В углублении в каше таяло сливочное масло. Рядом с тарелкой стояла серебряная стопка, наполненная тёмно-коричневой жидкостью. В кружку из глиняного кувшина Павлис налил горячее молоко. Фёдор поблагодарил камердинера.
У графини и Джулиуса на тарелках лежало по куску красной рыбы с овощами и политыми густым белым соусом. Слуга налил в кружки графини и Джулиуса какой-то горячий напиток, взял поднос с крышками и вышел. Павлис осмотрел Фёдора, всё ли в порядке, и тоже вышел.
- Прежде чем вести серьёзный разговор, сначала вкусим то, что приготовил замечательный повар Бильо, – проговорил Джулиус, устраивая салфетку на груди, заткнув угол за ворот. – Завтра, сийр, есть можешь, как обычно, а сейчас пока только это. И начни с общеукрепляющего питья, – взяв в руки вилку с ножом, приступил к вкушению.
Фёдор, понюхав питьё, выпил в два глотка. Питьё отдавало запахом мяты, но на вкус оказалось горьким, словно полынь или хина. Его передёрнуло. Джулиус взглянул на него с усмешкой.
- Да-да, горечь невозможная, но весьма полезная для внутренних органов.
Графиня посмотрела жалостливо, но говорить ничего не стала, а, молча, принялась ножом и вилкой разделять рыбу на мелкие кусочки. Рыба оказалась без костей.