В гостиницу Акрамов пришел поздно. Оттуда он позвонил дежурному районного отделения и сообщил — если не случится ничего непредвиденного, утром уедет по отделениям и вернется через несколько дней.
— В случае необходимости меня можно разыскать через секретаря сельсовета, — сказал он на прощание...
VI
В каждом узбекском кишлаке непременно есть балагуры и шутники, любители острого слова. По вечерам собираются они в чайхане, и плоха та чайхана, где не начинается в конце концов аския — состязание острословов. В этом смысле чукургузарцы — жители седьмого отделения совхоза «Чинар» — были в несколько затруднительном положении, ибо чайхана у них отсутствовала. Да в ней, пока в домах не появились телевизоры, особой необходимости и не было, мужчины собирались у кого-нибудь из приятелей во дворе и были этим вполне довольны. Но вот стали появляться в домах телевизоры, и жены под разными предлогами принялись отказываться от гостей-весельчаков — они мешали смотреть интересные передачи.
И повадились тогда по вечерам ходить мужчины в сельский магазин. Весело стало там, порой стены сотрясались от хохота, но продавец вскоре выставил их, потому что в такие вечера резко падала выручка.
И тут как раз райбыткомбинат открыл в кишлаке парикмахерскую. Оживились чукургузарцы. Поскольку в кишлаке не оказалось собственного брадобрея, прислали из района. Им был уста[21] Нияз, сорокапятилетний мужчина. Человеком он оказался добродушным, веселым, столько знал анекдотов и смешных историй, что уже спустя неделю парикмахерская стала самым многолюдным местом в кишлаке. Уста повесил в парикмахерской полукиловаттную лампочку, и, едва она вспыхивала, как туда валил народ. Кто-нибудь устраивался в кресле, а остальные рассаживались на скамейках вдоль стен. Уста намыливал голову или лицо клиента и заводил разговор — неважно о чем, ведь предметом аскии может быть пустяк из пустяков. В него втягивались и остальные, мало-помалу разгоралась аския. Расходились, как правило, за полночь, чисто выбритые, надушенные тройным одеколоном.
Но уста Нияз любил не только шутить. Часто он брал у кого-нибудь ослика и, прихватив снасти, на все воскресенье отправлялся вверх к родникам, где якобы водилась особенная форель.
Когда уста возвращался с рыбалки, никто не знал, но каждый понедельник вечером лампочка вновь призывно вспыхивала в его парикмахерской...
VII
Секретарь комитета комсомола Юсуф Джавлиев был коренастым парнем лет двадцати пяти. Одевался он, как настоящий спортсмен-мотоциклист, в коричневую куртку из искусственной кожи, сверкающую молниями, ярко-желтый шлем и модные ветровые очки. Появился Юсуф в гостинице рано утром, едва Захид успел встать.
— Товарищ Акрамов? — спросил он и, получив утвердительный ответ, представился: — Джавлиев, секретарь комитета комсомола.
— Очень приятно, — сказал Захид и, пожав парню руку, предложил: — Завтракать будете?
— Не откажусь, товарищ лейтенант.
На столе уже стоял ароматный шир-чай и завтрак, приготовленный хозяйкой гостиницы, которая выполняла одновременно обязанности повара. Позавтракав, вышли во двор, где у крыльца стоял мотоцикл Юсуфа. Захид отстегнул дерматиновый тент и устроился в люльке, а Джавлиев, важно нацепив очки, сел за руль. Он резким толчком ноги завел мотор, включил скорость, и машина рванулась вперед. Проехав с полкилометра по асфальту, Юсуф свернул влево и на полном ходу проскочил брод через речку. Отсюда неширокая каменистая дорога, петляя между адырами, карабкалась вверх, к видневшимся вдали снежным вершинам. Юсуф сбавил скорость, чувствовалась нагрузка на мотор — он гудел во всю мощь, и рев его, отраженный адырами, по ложбинам возвращался обратно стократным эхом.
— Захид Акрамович, — сказал Юсуф громко, — отдохнем малость, а?
— Давай.
По правде говоря, Захид уже устал. Два часа трястись в люльке по дороге, которую и сам шайтан обойдет стороной, дело нелегкое!