— Ну ладно, товарищи, — сказал Мурад-ака, видя, что спор этот может быть бесконечным, — выпьем чаю да займемся делами.
XII
Из всех членов своего многочисленного семейства лишь только со старшим сыном Шерзадом делился ата заботами. Сорок лет — пора зрелости, да и не доверят пост председателя рабкоопа человеку, не наделенному мудростью. Шерзад осторожен, семь раз отмерит, прежде чем отрежет. Сам ата на решения скор, решителен. И медлительность, неторопливость сына частенько его спасала от необдуманных поступков. Хотя, если говорить по совести, Шерзад порой казался отцу тугодумом и тем самым раздражал его.
Они с холой отправились с джайляу домой, и всю дорогу ата решал, делиться ли со старшим сыном своими планами насчет Захида — начнет опять все обдумывать, взвешивать. Но Бодом-хола решительно посоветовала:
— Дадаси, халат, скроенный по совету, никогда не жмет.
— Ладно, — кивнул ата и всю остальную дорогу до дома не произнес больше ни слова.
Когда он остановил мотоцикл посреди двора, с супы[29] под чинарой бросились к ним внуки, окружили со всех сторон и такой галдеж устроили, что ата вынужден был прикрикнуть:
— Эгей, потише вы!
— Кахраманджан, Надырджан, Хуррамбек, Зухраджан... — хола называла внуков по именам, и ата, поняв что это будет продолжаться долго, пока бабушка не перечислит всех, покачал головой, слез с седла и направился к супе.
Он сел на дастархан, а старшая невестка Марьям тут же поставила перед ним касу с шавлей.
— Ну, как вы тут, дети мои? — спросил он, обращаясь одновременно ко всем.
— Спасибо, ата, — ответил также за всех Шерзад. — Как сами?
— Слава аллаху, здоров. Мать вон привез. Все уши нам с Рахимом прожужжала: домой да домой!
— Хорошо сделали, ата, дети тоже соскучились по ней.
На этом часть встречи была закончена. Ата принялся за пищу, остальные последовали его примеру.
Уважение к главе семьи, вообще к старшему в доме, — неотъемлемая часть жизни в кишлаке. Уважение это воспитывалось столетиями у молодых поколений и передавалось как бесценное достояние от потомства к потомству. В этом же доме уважение к главе семьи было возведено в культ, который стал насаждаться Бодом-холой особенно рьяно в последние годы. Она сама беспрекословно исполняла любое желание Шермата-ата и требовала того же от членов семьи — сыновей, снох, внуков. Даже в таком простом деле, как обед и завтрак, хола стремилась подчеркнуть авторитет мужа, ему и Шерзаду накрывала отдельный дастархан. Сегодня же вся семья оказалась за одним столом, и потому особенно невестки чувствовали себя не совсем уверенно, они не столько ели, сколько следили за тем, чтобы кто-то из детей не нарушил покой деда.
— Зайдешь ко мне, — сказал ата сыну, пообедав. Обратился к невестке: — Постели, пожалуйста, Марьям, в комнате!
— Сейчас, атаджан! — Она поспешно встала.
Поднялся и ата. Едва он скрылся в доме, как семья, безмолвно сидевшая за дастарханом, преобразилась — дети принялись шалить и задевать друг друга, матери то и дело покрикивали на них, а хола делала замечания и невесткам, и внукам.
— Хочу посоветоваться с тобой по одному делу, — сказал ата, когда Шерзад, грузный, гладко выбритый и надушенный дорогим одеколоном, присел на курпачу. Сам ата возлежал, опершись на подушку.
— Слушаю, ата.
— Вчера мимоходом заезжал ко мне Юсуф, комсомольский секретарь. Зачастил он к нам что-то, думаю, неспроста. Но это пока дело второстепенное. Речь о другом. С ним был новый участковый. Я его встретил как подобает, заколол лучшую овцу, приготовил тандыр. Да вот дернул меня черт повесить овечью голову на кол у входа в юрту! Оказывается, он заметил бирку на ее ухе: конечно, начал расспрашивать Юсуфа, что да как. Почему, мол, старик так легкомысленно относится к совхозному добру, за это, говорит, и влететь может. Как думаешь, не начнет он подкапывать под меня, а?
— По-моему, напрасно ваше беспокойство, ата, — ответил Шерзад, — вчера Акрамов был у меня в рабкоопе, произвел впечатление дельного, самостоятельного человека. Скромный, говорит мало, уважает старших. О том, что побывал на джайляу, ничего не сказал.
— А зачем приходил-то?
— Познакомиться. Я представился: Шерзад Шерматович, говорю, а он улыбнулся — отец шер и вы шер? Да, ответил я, издержки традиции, в именах моих братьев тоже шер — Шерали, Шеркабул, Ганишер, Алишер. Отцу хотелось, чтобы мы были шерами — тиграми.
— А тигром-то из вас стал лишь Рахимджан, — заметил ата. — Ладно, рассказывай дальше.
29
Супа — расположенное во дворе дома прямоугольное возвышение, сделанное из глины. На супе сидят или лежат.