Они устроились на чарпае во дворе Бекназарова, хозяйка дома расстелила перед ними дастархан и подала каждому по касе ширчая, в котором плавали куски сливочного масла. Молча позавтракали, а когда принялись за чай, хозяин спросил:
— Так что это за небольшое дело, Захид Акрамович?
— Хочу побывать на месте гибели капитана Халикова, — ответил Захид, — а Улаш-ака покажет это место и... расскажет все, что он видел.
— Дадим лошадей. Впрочем, я тоже могу поехать с вами, если, конечно, не возражаете.
— Будем рады, — сказал Захид. — И еще одно. Меня интересует шерсть и смушка, которые Эгамов покупал здесь.
— Эгамов официально здесь ничего не покупал, — ответил начальник отделения, — эту черную работу выполнял наш парикмахер уста Нияз.
— И давно он этим промышляет?
— Года четыре, пожалуй. Летом и осенью каждый год. Видно, имеет с этого какой-то доход, иначе зачем бы ему этим заниматься?
— Но откуда он мог заполучить такое количество шерсти?
— У чакана-чабанов, они ведь тоже стригут овец. На Кугитанге таких чабанов хватает!
— А что, им разрешают там пасти овец?
— Кто запретит? Горы государственные, жалко, что ли, лишь бы их на совхозные пастбища не пускали!
— Вы не слышали, чьих овец они пасут, ака?
— Чакана — значит, личный. Личные пастухи.
— Но чьи именно?
— Это у них спросить нужно. Обычно пять-шесть человек нанимают чабана и его помощника, договариваются об оплате.
— Узнать бы хозяев этих овец!
— Там, в горах, и наши чабаны есть, и туркменские.
«Надо встретиться с теми чабанами, — подумал Захид, — и выяснить подробности».
— А можно подсчитать, хотя бы примерно, сколько за эти годы уста скупил шерсти и смушки?
— Можно узнать, Захид Акрамович, более или менее точно.
— Будьте любезны, помогите получить такие данные.
— Хорошо. Сейчас пойдем в контору, и я поручу бухгалтеру, пусть пройдет по всем дворам. Правда, часть людей на сенокосе.
— Ничего, ака. Пусть он возьмет сведения у тех, кто в кишлаке. Уста здесь?
— Вчера уехал домой, якобы в отпуск собрался.
— Жаль.
— Его в райцентре всегда можно найти, если понадобится. Копается, поди, на своем участке!
— И все заготовленное парикмахером забирает Эгамов?
— А кто же еще?
— Знаете, почему я об этом спросил? Эгамов в своей объяснительной записке указал, что здесь он был всего один раз.
— Перепугался. А с перепугу чего не наплетешь? Два раза в год, в начале лета и поздней осенью, он тут как тут, в Чукургузаре!
— Вам-то откуда все это известно?
— Чукургузар не Москва, тут все на виду у людей. Знаю...
Пока им готовили лошадей, Бекназаров пригласил к себе Самада — бухгалтера — и объяснил, что следует сделать.
...Ущелье узкое, стены почти отвесные; кое-где, кажется, подступают друг к другу так близко, что можно перепрыгнуть с одной скалы на другую. Глянешь вверх — и надо фуражку придерживать, чтобы с головы не сорвалась. Изредка ущелье раздается то в одну, то в другую сторону, образуя широкие площадки, густо поросшие арчой и кустами шиповника. Повсюду бьют прозрачные родники. Тропка, по которой они едут, часто пересекает реку, и тогда лошади оказываются почти по брюхо в воде.
— Дорогу бы пробить, — сказал Бекназаров, — столько здесь чудесных мест для пионерских лагерей и для домов отдыха!
— Ничего не надо, Джалилбек, — сказал Улаш-ака, — пусть хоть одно место в области останется в первозданном виде. Арча по существу только тут и осталась, а на Сангардаке и Гиссаре ее уже вырубили всю. А без арчи откуда воде взяться? Сами рубим тот сук, на котором сидим, — повторил он. — Вы только посмотрите, какое величие скал, какая торжественная тишина тут стоит! Где вы еще такое найдете?
Место в ущелье, где погиб капитан Халиков, довольно широкое. Здесь река, несущая свои воды у подножия левой стены, резко сворачивает вправо. Дальше, вверх по течению, площадка образует крутой косогор, поросший арчой. Стреножив коней, они приступили к делу. Улаш-ака лег на землю и постарался принять ту позу, в которой лежал Халиков в тот день, и Захид сфотографировал учителя. Затем домулло показал места, где лежали ружье капитана и подбитый им кеклик. Вместо ружья использовали палку, а кеклика заменили тюбетейкой начальника отделения. Захид все это снял на пленку.
— Интересно, можно ли подняться наверх? — спросил он.
— Тропа очень крутая, — ответил Улаш-ака, — она теперь мне не по зубам, как говорится, а вы, думаю, сможете.