Посещение родственников погибших Антонина на сегодня не планировала, хотя незнакомым остался только один отец Софи, критик господин Несмеянов. С такой акулой пера Антонине встречаться было сложно, и она все откладывала посещение на потом в надежде собрать побольше фактов, чтобы не выглядеть полным профаном. И пока выдалось свободное время, вновь принялась за чтение дневника.
- Так на чем я остановилась? - спросила она саму себя, - вот:
Спектакль подходил к концу, и Эсмиральда (назову ее, например, Эммануэла), уставшая, но довольная собой, раскланивалась перед публикой, при каждом поклоне сильнее, чем надо, обнажая ноги. В гримерной долго сидела, рассматривая, как ей казалось, свое красивое лицо. Сняла парик, стерла грим и нехотя вылезла из платья, хотя платьем это можно было назвать с большой натяжкой. Тугой корсет и длинная юбка воланом с большим разрезом спереди. Колготки в сеточку полетели в корзину для мусора, ибо на них зияла огромна дыра. Эмма (так буду называть ее кратко) пыталась вспомнить, где зацепила их и не выглядела ли смешной на сцене, выпячивая коленку с дыркой перед зрителями.
Был уже второй час ночи, когда, наконец-то, подъехало такси, и Эмма, бросив пакет на заднее сиденье, умостилась рядом с водителем и уставшим голосом назвала адрес. За квартал от дома машина сломалась. Прождав пятнадцать минут, Эмма выбралась из салона, демонстративно хлопнув дверцей.
- Все! -категорично объявила она, - мое терпенье лопнуло. А вам, прежде чем выезжать на такой колымаге, надо было сто раз подумать, - и пошла, не обращая внимания на окрик водителя.
- Эй, дамочка, а за проезд?
Остановилась она только тогда, когда подбежавший водитель схватил ее за руку.
- А по роже? - выдергивая руку из липких, но цепких пальцев, прокричала она.
- Ах, ты мымра! - замахнулся водитель, но что-то прикинув в уме, выпустил руку пассажирки.
- Вот позвоню завтра в твою долбаную контору и пожалуюсь диспетчеру, как ты с клиентами обходишься! Вмиг вылетишь!
- Черт с тобой, топай, - успокоился парень
Дернув плечиком, Эмма поправила съехавшую на бок шубку и бодро зашагала по пустынной улице, слабо освещенной фонарями. Из переулка прямо на нее выскочил мужчина, чуть не сбив с ног.
- Глаза раскрой, урод! Летишь, как на пожар!
- Простите, - чуть склонив голову, произнес незнакомец. Лица его видно не было из-за надвинутой на глаза шляпы. Странно выглядел и длинный плащ, не сочетавшийся со временем года.
Антонина оторвалась от чтения и подняла уставшие глаза от строчек
- Вот оно! Мужчина в плаще и шляпе!
Эмма прибавила шаг и оглянулась. Мужчина шел сзади, не приближаясь, но и не отставая от нее. Девушке сделалось жутко, и она пустилась наутек. Незнакомец тоже побежал. Крик ужаса вырвался из ее груди, когда крепкая мужская ладонь в перчатке зажала ей нос, а вторая тугим кольцом обвилась вокруг талии.
Очнулась девушка в темном сыром помещении, ей сильно хотелось пить, язык прилип к небу, она попыталась открыть рот, но вдруг поняла, что он накрепко заклеен скотчем. Таким же скотчем были обмотаны руки и ноги. Она была связана, как овца перед закланием. Глаза привыкли к темноте, и она огляделась: недалеко от того места, где она лежала, стояла колода для рубки мяса, точно такую же она видела на рынке в мясном ряду. Сердце подпрыгнуло и опустилось в пятки, а душа пульсировала в области шеи в такт сердечным ударам. Возле колоды обухом к низу стоял топор. Мужчина, словно призрак, возник ниоткуда и угрожающе прошептал:
- Я - меч правосудия, посланный свыше!
Девушка застонала, пытаясь заставить свое затекшее тело повиноваться и отползти подальше от черного человека, шаг за шагом медленно приближающегося к ней с топором в руках. Она зажмурила глаза и потеряла сознание. Пришла в себя она оттого, что одна ее рука лежала на колоде. Едва она поняла, что это значит, как ее пронзила адская боль. Тело, содрогаясь в судорогах, сползло на пол, а рука, ее рука, словно живая, шевелила пальцами. Забрызганный кровью палач смеялся, наслаждаясь ужасом в ее глазах, вылезающих из орбит от боли. Он схватил Эмму за оставшуюся руку и снова подтащил к колоде. Взмах топора, и друга рука была вмиг отделена от туловища. Садист залил раны перекисью водорода, чтобы остановить кровотечение и не дать жертве умереть так быстро, как ей хотелось бы. Он приступил к истязанию сразу же, как только сознание к ней вернулось. Обе ноги он отрубил также последовательно, будто перед ним был не человек, а мясная туша. Девушка уже была в глубокой коме, когда откатилась голова. Труп Эммы, вернее, части его были разбросаны палачом по канализационным колодцам.