- Ну что, дядька сильно ругался? Милицию не вызовет? - испугано поинтересовалась она при виде Юрки.
- Не-а, классный мужик оказался, у нас целый час в распоряжении...
Казалось, поцелуй длится целую вечность. Настя с каждой секундой теряла контроль над собой, ей казалось, что она под напором его ласк становиться лужицей растаявшего пломбира, а он всё не останавливался... Подхватив на руки обессиленное тело, он положил её на кровать и лёг рядом, всё ещё не решаясь овладеть ею. Силы были на исходе, а его мужское естество напряглось так, что судорогой сводило челюсти. Настя задыхалась, глотая воздух, словно ей нечем было дышать, она покрылась липким потом и, не открывая глаз, прошептала:
- Не томи ни себя, ни меня... - непослушными руками стянула сарафан, а он помог ей снять маленькие кружевные трусики. Самому раздеваться не было ни сил, ни времени.
Вот так произошла их первая досвадебная брачная ночь в душном вагончике, на чужой, провалившейся под их телами сетке железной кровати. Но никто из них не жалел о случившемся, счастливые и довольные они расстались на перроне вокзала. Настя долго махала вслед электричке, а Юрка, счастливый, улыбался до самой Рязани.
На второй день после окончания училища сыграли свадьбу. Юрка, как и мечтал всё время, получил распределение на Кавказ, в город Гудермес. Оставив молодую жену на попечение её родителей, умчался в часть. Настя ждала писем от мужа и постоянно находилась в поисках работы. Прошло три месяца, и она, не выдержав, собрала чемодан и как верная подруга поехала к Юрке, выслушав напоследок от матери, что она не жена декабриста. Ехать к чёрту на кулички, где всё ещё стреляют, и велика вероятность погибнуть от пули какого-нибудь бородатого чеченца - полный бред сумасшедшей девчонки. Только дед поддержал её стремление быть рядом с мужем, как и полагается жене военнослужащего. В Гудермесе она Юрку не застала, его отправили в Грозный. Но что такое расстояние, когда душа рвётся к любимому, она отправилась дальше на его розыски. Месяц они были вместе, а когда забеременела, муж настоял на её возвращении в Москву, не желая рисковать женой и ещё неродившимся младенцем. На блокпостах частенько происходили перестрелки, погибали как военные, так и мирные граждане. Тем более, что через несколько дней надо было выезжать в горный кишлак, где, по словам осведомителя, банда Хасана прятала оружие и наркотики. Не успела Настя разобрать дома чемоданы, как позвонили из части, Юрка подорвался на растяжке и лишился ноги, находится в госпитале.
Были минуты, когда Настя думала, что лучше бы он погиб, нет, она не разлюбила его, просто ей приходилось несладко, когда из смешливого балагура Юрка превратился в брюзжащего, вечно недовольного инвалида. Из армии его комиссовали, за инвалидность платили ничтожно мало, и денег катастрофически не хватало. Отец Насти не встревал в бабьи разборки на кухне, а мать (она и прежде не приветствовала замужества дочери с солдафоном) и вовсе ела поедом. Дед поддерживал тем, что выделял небольшие деньги из своей пенсии. Юрина мать помогать не могла, она жила в деревне недалеко от Рязани, работала в колхозе дояркой. То, что осталось от когда-то богатого хозяйства, колхозом назвать можно было с большой натяжкой. Работать Юра не мог: протез был отвратительный, сильно натирал обрубок колена, и выдержать эту пытку более двух часов, было невозможно.
Насте предложили сняться в рекламе, но это должно было произойти только через месяц, а потом два месяца съемок. Женщина в положении имеет свойство поправляться, не только в бёдрах, но и в животе. Анастасия, как безумная, чтоб не потерять свой единственный контракт и иметь возможность хоть немного заработать на протез улучшенной конструкции для мужа, стала принимать лекарства от похудения большими дозами. А когда настал момент съёмок, втихаря, чтоб никто ничего не заподозрил, утягивалась тугим корсетом.
Съёмки отнимали много сил, Настя обливалась потом, и перед глазами у неё, как в тумане, плавали тени, которые шумно двигаясь по площадке. Она часто разочаровывала режиссера, он постоянно кричал на нее в мегафон, а модель только невероятными усилиями воли не теряла сознания и даже не плакала. В такие минуты ей казалось, что она робот, запрограммированный каким-то циником. Хотя в ней самой в такие моменты ничего циничного не было. Только странная, почти парализующая мозг пустота и тупость, исключающая любые сложные рассуждения и, тем более, действия с её стороны. Она выдержала всё, собрав в кулак всю свою волю, и только когда всё осталось позади, а в руках она держала заветные денежные знаки, расслабилась и позволила себе выпить бокал вина в баре и выкурить сигарету, к которой не прикасалась с того момента, как выяснилось, что она в положении.