- Вы не знаете Тамару. Она же боготворила Антона, я не посмел разрушить её идеал.
- Зря! Она всё знает. Даже то, кто у него в последнее время был в любовницах.
- У тебя всё, Антонина Васильевна? - поинтересовался Кулик, - они могут отправляться отсюда? Я устал, на сегодня довольно и допросов, и покойников.
- У меня всё, я закончила. Можешь забирать этот труп и катиться с ним на все четыре стороны, Славик.
- Есть катиться! Пошли, - позвал он Глеба.
- Не смешно, - обиделся Вронский и, насупившись, вышел из кабинета вслед за следователем.
Оставшись одни, они некоторое время сидели молча. Антонина с хрустом потянулась и встала.
- Ты куда-то собралась?
- Домой! Сам же сказал, что устал! Да и время уже позднее, Наталья, наверняка, волнуется.
- Ничего, простит, когда тебя увидит.
- Или в обморок грохнется, увидев, на кого я похожа. До меня только сейчас дошло, почему директор глядел на меня с таким удивлением. Да и артисты боязливо обходили стороной. Я же на пугало огородное похожа. Ободранная, всклокоченная и чумазая.
- Не переживай, директору я объяснил, что ты только что с задания, преступника обезвредила, вот твоя одежда и пострадала в неравной битве с представителями криминального мира.
- Ну, спасибо!
- Так ты хочешь узнать, что было в театре?
- Спрашиваешь! Я уже давно от любопытства мучаюсь, извелась вся.
- Когда я вышел вместе с костюмершей, меня озарила мысль! Понимаешь, я не мог отделаться от чувства, что он где-то рядом, наблюдает за происходящим, ждёт развязки. Зачем ему надо было тебя отпускать?
- Странный вопрос! А ты бы хотел, чтобы он меня грохнул?
- Не мели ерунды. На это должна была быть причина. Он знал, что ты появишься в театре, во всяком случае, надеялся на это. Я поставил себя на его место, попробовал мыслить как он. Он играет с огнём, и это его заводит, он, как хищник, уже отведавший человеческой крови, приготовился к прыжку на очередную жертву. Славик меня предупредил, что в ближайших от сцены рядах никого похожего на человека с фотографии нет. Значит, стрелять сам он не собирается. Тогда возникает вопрос, каким образом он убьёт Вронского. Помнишь, что у него написано? Онегин стреляет! Именно так и должно произойти. С тем самым Игорьком, который ответственен за оружие, мы проверили оба пистолета. Один был заряжен боевым патроном, второй пустой. Так и должно быть. Ленский не делает выстрела. Мы перезарядили оружие. Перед выходом на сцену, я сунул в руки Вронского пузырёк и приказал, чтобы он, после того, как раздастся хлопок, упал, облил себя краской и, притворившись убитым, не шевелился, что бы ни произошло в дальнейшем, пока я не разрешу ему ожить. Чтобы всё выглядело естественно (Борислав не профан и отличить холостой выстрел от боевого ему не составит труда) Славик за кулисами пальнул вверх из настоящего пистолета. Дальше ты всё знаешь.
- И всё-таки, Сеня, меня ты мог бы предупредить!
- Не мог! Времени не было.
- А в машине, когда мы из театра возвращались?
- Каюсь. Хотел произвести на тебя впечатление, какой я, оказывается, умный.
- Произвел. Своим недюжинным умом ты меня чуть на тот свет не отправил, твою мать!
- Ты же сама меня уверяла, что покойников не боишься, в морг рвалась, откуда же я мог знать, что это не так.
- Сеня! Ты совсем, что ли, умом тронулся? Как, по-твоему, любой нормальный человек должен был отреагировать на то, что труп шевелится да ещё и голос подаёт? Я пока бежала, все фильмы ужасов про восставших мертвецов вспомнила. А в голове только одна мысль билась, что вы все уже покойники и против меня одной, живой, заговор устроили, чтобы тяпнуть в шею и в вампира превратить.
- Ну и фантазия у тебя! Ещё и вампиров сюда приплела.
- А нечего было орать: "Лови её, Славик! Уйдёт!" - они еще помолчали.
- И правда, пошли домой, завтра дочитаем опус Урбанда, - подал голос прокурор, убирая документы в сейф.
- Знаешь, Семен, мне лучше думается, когда я с листа читаю, а не с экрана. Попрошу Славика мне распечатать, да надо бы переслать Костику с капитаном по электронке. Ведь Урбанд однозначно рванет в Москву, кто знает что у него на уме, так что пусть будут в курсе дела.
Глава 25
Роман Борислава Урбанда, распечатанный на 120 листах, лежал перед Антониной, но она никак не могла заставить себя заглянуть в него и прочесть ту главу, в которой Борислав описывает её смерть.
- Что же ты приготовил для меня, неугомонный ты наш? Нет, не могу! - отодвинула она рукопись и встала.
Пошла на кухню, сварила крепкого кофе, заглянула в холодильник, молока не оказалось - Что ж, придётся дёгтем травиться, - прихлёбывая горячий напиток, Антонина вновь взялась за листы.