Десантники затаили дыхание. Оставалась единственная надежда — находчивость Имаса.
Человек в штатском подошел к Михаилу, с головы до ног окинул его недружелюбным взглядом и по-польски сказал:
— Я староста, предъяви документы!
Михаил встал, положил ложку, вызывающе бросил по-немецки:
— Проверять мои документы могут только жандармы.
Староста смутился.
Имас наступал:
— Тебе предъявить документы? Ишь ты, какое свинство!
Староста понимал немецкий язык, он более дружелюбно обратился по-польски к паромщику:
— Ты же получил приказ никого не перевозить. Как они здесь оказались?
— С того берега. Это немецкий инженер, а второй — поляк. Работают на строительстве. Они хотят доски получить, — оправдывался паромщик.
— Если инженер, да еще немецкий, то почему без погон? — с ехидцей спросил староста.
Он стоял у входа в шалаш, широко расставив коротенькие кривые ноги, обутые в грубые армейские ботинки.
— А ну, показывай, инженер, паспорт!
— Он у меня в порядке, — ответил Михаил — Если желаешь, взгляни. — Имас опустил руку в карман, ощутил холодок пистолета и выстрелил.
Староста упал. В солдат полетела граната «лимонка». Когда осел песок, поднятый взрывом, партизаны увидели, как заметались по берегу гитлеровцы. Они открыли беспорядочную стрельбу. Пользуясь переполохом, низко пригибаясь к земле, Ян метнулся в прибрежные кусты. Куда девался Имас, никто не заметил.
«АВТОГРАФ» МИХАИЛА ИМАСА
По-весеннему полноводный Сан оказался для нас серьезным препятствием. Попытка переправиться через реку закончилась неудачно. Исчез Михаил Имас.
Что делать? Как поступить? Отойти, притаиться или попробовать захватить паром?
Я слышал сдержанное дыхание комиссара. Похилько взял у меня бинокль и долго всматривался в противоположный берег.
— На том берегу Имас, — сказал комиссар, не отрывая бинокля от глаз. — Мы сделаем все, чтобы помочь ему. Нам необходимо переправиться.
«В Мелитополе мы разбирали многие неожиданные ситуации, но такая нам почему-то и в голову не приходила, — подумал я. — Пока надо притаиться, чтобы ни один кустик не зашелестел».
На нашем берегу появилось пятнадцать немцев. Они весело переговаривались. Двое сняли сапоги и беззаботно окунули ноги в прохладную воду. Фельдфебель выстрелил в воздух — вызвал паром. Гитлеровцы еще не знали о схватке. Одна автоматная очередь, и мы — победители. Но тогда о нашем присутствии узнает враг.
Паром отчалил. По жестам паромщика мы поняли, что он рассказывал о стычке. Немцы встревожились, приготовив оружие к бою, начали всматриваться в кусты противоположного берега.
Между тем солнце поднималось все выше. Фляги опустели. Нас мучила жажда, а рядом пенилась прохладная река. Время тянулось мучительно долго. Мы посматривали на солнце: скорее бы оно спряталось… Наконец появились первые тучки. Теплый майский ветер настойчиво гнал их с востока за Сан. Небо затянулось тяжелыми облаками. Крупные капли дождя заплясали по сухим, шершавым листьям дубов и акаций. Быстро наплывал предвечерний мрак. В лесу сумерки скрадывают расстояние, сокращают видимость, делают все серым, расплывчатым.
Как помочь Имасу? Посоветовавшись, решили найти лодку и переправиться. Всю ночь мы шли вдоль реки в надежде раздобыть лодку. Когда забрезжил рассвет, дубовая роща кончилась и появилась ровная бронзово-зеленая стена соснового бора. На небольшой поляне стоял добротный деревянный дом. У заборчика мы заметили желанную плоскодонку.
Переправляться утром не рискнули. Вошли в лес и замаскировались. Данильченко и Царенко притаились за кустами шиповника.
Одинокий домик хорошо просматривался. С первыми лучами солнца он ожил: пожилая женщина подоила корову, хромой мужчина открыл сарай, вывел во двор худого мерина и долго возился, запрягая его в тарантас. Затем вынес из дому два мешка, видимо с зерном, и уехал.
Часа через три хозяин возвратился, стреножил лошадь, пустил ее пастись, а сам принялся колоть дрова. Ничего подозрительного наблюдатели не обнаружили. Все было спокойно.
Михаил Данильченко вместе с Иваном Царенко продолжали наблюдать за домиком. Чтобы скоротать время, Михаил тихо читал стихи Лермонтова. Иван Царенко, бывший наборщик Киевской полиграфической фабрики, внимательно слушал стихи, но сам он больше любил народные сказки и легенды.
В прибрежные заросли камыша с шумом сели аисты. Осторожно переставляя длинные тонкие ноги, они по-хозяйски обследовали болотце.