— Справку! Справку! — взмолился управляющий.
Риняк сел за стол и на чистом листе размашисто по-польски написал: «Справка. Мы, партизаны, считаем: спирт швабам не нужен. Все запасы его вместе с лабораторией уничтожили».
Партизаны выпустили из бочек спирт. В лаборатории разбили аппаратуру. После операции на спиртзаводе они зашли к местному подпольщику Юзефу и узнали, что полиция действительно проявляет служебное рвение — обыскивает квартиры поляков, связанных с партизанами, выдала немцам тайник, где подпольщики прятали оружие и боеприпасы,
— Им что, жизнь недорога? — взорвался Владислав, — Где они сейчас, не знаешь?
— С вечера собирались в школе смотреть кино.
— Мы им сейчас прокрутим свою ленту.
Вход в здание охранял продрогший полицейский. Моросил холодный дождик. Часовой попыхивал сигаретой и злился. Еще бы, дружки дуют спирт и ржут, как лошади, в теплой комнате, а он топчется под окнами.
Риняк шел медленно и важно. На нем были добротные ботинки, коричневая кожаная куртка.
— Стой! — скомандовал полицай. В окрике прозвучало желание сорвать на ком-нибудь злость, — Кто такой? Зачем здесь ходишь? Предъяви документы.
Риняк приблизился к часовому:
— Документы у меня в порядке. Желаете взглянуть?
— Покажи! — Часовой взглянул на удостоверение. — Свободен. Проходи.
Партизан как можно мягче обратился к полицейскому.
— Может, пан начальник скажет, где живет…
— Проваливай, пока не получил по морде!
— Ухожу, пан начальник, только взгляните на мою записочку, там написано кто я и о том, что полиция должна мне помогать.
Владислав подал записку и еще на шаг приблизился к полицейскому. Часовой с неохотой взял листок бумаги.
Риняк резким ударом в живот сбил часового с ног, связал ему руки и загнал кляп в рот.
— Виктория, вперед!
Максимилишан открыла дверь и вошла в дом. В маленьком темном зале стоял густой запах табака. Освоившись с темнотой, Виктория позвала:
— Прошу пана Гучнацкого.
Заскрипели стулья, кто-то выругался. К Виктории пробирался, видимо, Гучнацкий.
— Что пани желает?
— Здесь нельзя говорить, могут подслушать, а дело важное.
— Ладно, пошли во двор.
Гучнацкий, накинув плащ, небрежно надел полицейскую фуражку.
Глухо хлопнула дверь. В зале продолжали смотреть довоенный итальянский фильм о ревнивом муже и красавице жене.
— Старший полицейский Гучнацкий? — спросил Владислав.
— Да! А вы кто?
— Мы — партизаны. Не вздумай кричать. Оружие у подпольщиков забрал?
— Я на службе, панове партизаны.
— Если хочешь, чтобы эта ночь для тебя хорошо закончилась, верни оружие.
— Его увезли немцы.
— Пусть отдаст оружие полицейского участка, — подсказала Виктория.
— Согласен. Забирайте!
В полицейский участок вошли Риняк и Максимилишан, Четверо дежуривших там полицейских играли в карты. Вскинув пистолет, Владислав приказал:
— Руки вверх!
Максимилишан открыла пирамиду с оружием. В это время к полицейскому участку подкатила подвода. На нее погрузили винтовки, ящики с патронами и гранатами.
Владислав разбил телефонный аппарат, снял со стены портрет Гитлера, растоптал его мокрыми грязными ботинками.
— Если еще раз окажете помощь гитлеровцам — смерть! Ясно?
— Как не ясно, пан партизан…
Полицейских крепко связали. На столе оставили записку. «Здесь были партизаны, оружие конфисковано для борьбы с гитлеровскими бандитами».
По приказу штаба партизанского движения мы развернули активные диверсионные действия на железных дорогах. Группы минеров буквально атаковали железные дороги, мосты, линии электропередач, военные объекты. Внезапность, верный помощник в борьбе с врагом, стала нашим надежным союзником. Анатолий Гузанов и Шура Лунева часто выходили в эфир. С каждым днем рос счет взорванным гитлеровским эшелонам.
Взрывы на дорогах вблизи станций Санок, Устшики-Дольне, Перемышль парализовали движение железнодорожного транспорта. Если до начала рельсовой войны существовал определенный график движения поездов и эшелонов, то теперь от него не осталось даже следа. Составы задерживались на станциях и разъездах, не хватало ремонтных бригад, и немецкое командование бросало на восстановительные работы регулярные войска. А партизаны устраивали на лесных дорогах засады, встречали гитлеровцев свинцом, заманивали их на минные поля.
В Польше мне не раз приходилось беседовать с пленными гитлеровскими солдатами и офицерами, которые, еще не побывав на фронте, испытали силу партизанских мин. Вид у этих вояк был растерянный и жалкий. Все они признавались, что каждый, кто едет на Восточный фронт, боится, так как знает, что партизаны минируют железную дорогу.