Сергей Носов
БЕЗ ВОРОТНИКА
— Браво! Браво! — кричат из публики.
Елена Владимировна очень довольна собой: она дочитала стихотворение до конца — по памяти, без единой запинки — не забыв ни одной строки. А стихотворение большое и сложное — про весну, цветы и любовь.
Аккордеонист вопросительно глядит на директора дома — Бориса Борисовича: не пора ли вспомнить о музыке? Борис Борисович стоит у дверей под полинявшим от солнечного света «Пожилым везде у нас почет» и показательно аплодирует вместе со всеми.
Публика не хочет отпускать Елену Владимировну.
— Еленочка, расскажите нам, как у вас с Константином Петровичем было! — просят из зала.
— Елена Владимировна, про рубашку, пожалуйста!
— Про кофточку!
— Да нет же, это рубашка была! Правда рубашка, Елена Владимировна?
— Про то, как с Константином Петровичем, про это.
Елена Владимировна чуть-чуть кокетливо говорит в микрофон:
— Да ну вас! Вы все уже знаете!
На губах у нее яркая помада, на ней бежевое платье с блесками, бирюзовый кулон на широкой ленте.
— Еще расскажи, Леночка! И пусть Константин Петрович тоже рассказывает!
— Сколько можно! Всем надоело уже, — говорит Елена Владимировна, однако не торопится отходить от микрофона.
— Не надоело! — кричат. — Неправда!
— А ты не нам рассказывай! Ты ему — музыканту! Он не слышал еще!
Елена Владимировна глядит на аккордеониста такими глазами, словно его до сих пор на сцене не видела:
— Да он молодой, ему не интересно.
— Ему как раз интересно!
— А вот Борис Борисович, может, не разрешит…
— Разрешит, разрешит!
— Борис Борисович, вы разрешаете?
Борис Борисович ничего не отвечает, но всем своим видом показывает, что это все его не касается. — Как вас зовут, молодой человек? — спрашивает Елена Владимировна аккордеониста.
— Алексей.
— Простите, как?
— Алексей! Алексей! — кричат из зала.
— Алексей, посмотрите, — говорит Елена Владимировна, — видите того мужчину… седого? Вон, у окна. Это Константин Петрович — моя первая любовь. Ну, может, не совсем первая, я и в третьем классе влюблялась, но первая — по-настоящему.
Оказавшись в центре внимания, Константин Петрович, поощряемый аплодисментами, поднимается с места.
У него дрожит подбородок, но это не мешает ему широко улыбаться.
— Она тогда не говорила… — голос у него сиплый, — что по-настоящему…
— Говорила, говорила, он просто забыл, — весело произносит в микрофон Елена Владимировна. — Увы, Алексей, тогда у нас ничего с Константином Петровичем не получилось. И мы расстались почти на шестьдесят лет.
— Они снова только здесь встретились, — обращается к Алексею полная дама в кресле-каталке.
— Сядь, Костя, сядь, — просит Елена Владимировна. — Я сама расскажу. Был сорок восьмой год… — Сорок девятый, — отзывается с места Константин Петрович.
— Был сорок восьмой год, мне в сорок восьмом исполнилось восемнадцать.
— Сорок девятый…
— Не сбивайте ее, Константин Петрович! Какая разница сорок восьмой или сорок девятый?
— Как это «какая разница»? — протестует Елена Владимировна. — Мне восемнадцать лет исполнилось, я-то лучше, наверное, знаю…. Костя меня старше на год был…
— Почему был? Он и сейчас…
— Ну, сейчас уже не считается… А тогда он мне цветы дарил. Помнишь, Костя, мы на речку ходили? Алексей, вы даже представить не можете, какой Константин Петрович красавец был.
— Да он и сейчас красавец, — кричат из зала.
— Стеснительный только был, — уточняет Елена Владимировна.
— Да он и сейчас стеснительный.
— Ну, теперь уже не так. У него и внуки красивые. Взрослые и красивые. И все у него хорошо. А я ведь тоже красавица была. Правда, Константин Петрович?
— Да вы и сейчас! — кричат из публики Елене Владимировне.
— У меня поклонников хоть отбавляй было! — гордо заявляет Елена Владимировна. — Я дочь архитектора. На меня родители не жалели ни денег, ни сил, ни времени. И друзья у меня были… интеллигентные. В университете учились… Юра Невельский, Паша Марчук… А Константин был из простой семьи. Но мое сердце принадлежало ему… А какие он мне письма писал, если б вы только знали!.. И вот, Алексей, пригласила я его на свой день рождения, на восемнадцатилетие. А я ведь не знала, что он такой чокнутый. В общем, он устроил драку и убежал. И мы с ним шестьдесят лет больше не виделись…