— У тебя что, неприятности? — спросил Гурам у директора.
— Закрыть хочет этот ресторан, — ответил тот. — Нерентабельный, говорит. Конечно, будет нерентабельный, если все продукты второй категории!
— Ягненок тоже второй категории?
— Что вы, что вы! С базара, клянусь детьми!
— Тогда садимся.
— Где вашему сердцу радостнее будет.
Мы сидели у окна, раздвинув марлевые занавески, пили «Цинандали» цвета весеннего солнца, растворяя в нем наши заботы, и жизнь была прекрасна.
Вдали с неба спускались горы, и казалось, можно перепрыгивать с одной вершины на другую и так взобраться в гости к самому господу богу, если он существует, а если существует, он должен был находиться именно там, потому что лучшего места ему не найти — и климат подходящий, и горы расположены лесенкой: легко спускаться пастырю к своим овечкам.
К вечеру, когда горы отступили, а окна подернулись дымком сумерек, к нашему столу подошел директор и спросил, понравился ли нам ягненок. Мы предложили ему стул. Он сел, сказал, что его зовут Дато и что он бывший борец, чемпион республики. Мы выпили за него. Мы не знали, о чем говорить с ним, и я спросил, есть ли у него семья. Дато показал нам фотографию сыновей — одному было пятнадцать, второму тринадцать.
— Старший весь в меня — учиться не любит, только борьбой увлечен, — сказал он. — Младший? О-о, этот математик! С первого класса отличник. Учится в специальной школе. В прошлом году победил на олимпиаде юных математиков. Талант. Только не знаю в кого. — Он засмеялся, а потом произнес: — Эх, вывести бы их в люди, а там хоть трава не расти.
— Не скажи, — возразил Гурам. — Ведь захочется поглядеть, какими они станут, жить как будут.
— Тоже верно, — согласился Дато и велел Ванечке принести еще «Цинандали». — Выпьем за наших близких. За ваших братьев и сестер. За моего младшего брата. Чтоб ему было хорошо… Чтоб им всем было хорошо. — Дато медленно выцедил вино из бокала.
— Что случилось? Если твой брит заболел, можешь не беспокоиться, — сказал Гурам.
— Он не заболел. Он в тюрьме, — сказал Дато.
— За что сидит? — спросил я.
— Ни за что! — ответил Дато.
— Ни за что у нас не сажают, — сказал Гурам.
— В том-то и дело, что ни за что. Я у прокурора был. У них доказательства. У брата доказательств нет.
— Дато, перед тобой журналист, корреспондент газеты Серго Бакурадзе! Расскажи все. Он поможет тебе. У него золотое сердце.
Журналист, который сам нуждается в помощи, в роли покровителя. Мне стало смешно. И почему я должен помогать преступнику? Я не сомневался, что брат Дато виноват.
— Не стоит вас беспокоить. Да и делу не поможешь. — Дато разлил вино в бокалы.
— Где работал брат? — спросил я.
— На швейной фабрике.
У меня дрогнула рука. Гурам заметил это.
— Ты что-нибудь слышал?
— Нет.
— Места себе не нахожу. Виню себя, — сказал Дато. — Я уговорил Карло вернуться домой. Он в Иванове почти шесть лет работал после института. Если бы он оттуда не уехал, сегодня главным инженером был бы. Все подстроено. Хотели от него избавиться. Есть на фабрике такой Вашакидзе, главный инженер… Извините, не хочу говорить, а все равно говорю. Извините.
Я знал Вашакидзе, энергичного мужчину с огромным лбом а рыжими усами. Он блестяще разбирался в технике и, случалось, сам ремонтировал станки. Когда я впервые пришел на фабрику, Вашакидзе помогал мастерам устанавливать новые машины.
— Вовремя пришли, — сказал он мне. — Как раз завезли новую технику.
Потом он водил меня по цехам.
— Через год не узнаете фабрики. Все морально устаревшее оборудование заменим, многие участки модернизируем. Идемте, познакомлю вас с директором.
Директор, анемичный человек небольшого роста, перебирая янтарные четки, тоскливо глядел в окно кабинета, обшитого дубовыми панелями. Казалось, он попал сюда случайно. На его черном пиджаке была орденская планка в четыре ряда. Я пожал холодную руку и с трудом расслышал: «Луарсаб Давидович Ахвледиани».
— При чем Вашакидзе? — спросил я Дато.
— Говорят, он приложил руку к несчастью Карло.
— Не может быть. Этого не может быть! Будет Вашакидзе заниматься грязными делами!
— Я сказал — говорят.
— Кем ваш брат работал?
— Завскладом.
— Завскладом? Инженер — завскладом?
— Я тоже удивился, когда Карло перевели на склад. Но он не стал ничего мне объяснять. Из него вообще слова не вытянешь.
— Откуда перевели?
— Из швейного цеха. Он там был начальником смены.
Я взглянул в окно. Стекла почернели и отражали наши лица, как кривое зеркало. Очевидно, они тоже были второй категории.