— Обязательно буду. Ну, пока.
— Ты хотел что-то сказать мне, Серго?
— Нет, Элисо. Я хотел справиться о твоем самочувствии.
У меня язык не повернулся сказать ей о докладной. — Привет мужу!
В отделе Гарри, Мераб и Амиран трудились над материалами.
— Что это с вами? — спросил я после приветствия.
— Потный вал вдохновения, — ответил Мераб.
— Указание Левана начать новую жизнь, — сказал Гарри.
— Новую жизнь обычно начинают с понедельника, — сказал я.
Амиран, как всегда, молчал.
— Ты чего вырядился, а? — спросил Мераб.
— В честь начала вашей новой жизни.
— Костюм, конечно, английский.
— Точно. Подарок самого принца Уэльского.
— Будешь зубоскалить, выброшу твой материал в корзину.
— Какой материал?
Я подошел к Мерабу. От него пахло «Серебристым ландышем». В раскрытой папке лежало множество гранок, которые ждали своего часа: в газете всегда не хватает места. Заголовок «Долгожители Хевсуретии» напомнил мне о командировке полугодовой давности. Долгожителями увлекались все редакции, и наша газета решила не отставать от моды. Статья переходила из номера в номер, но так и не была опубликована — находились более важные и срочные материалы.
— Мераб, надеюсь на тебя, — сказал я. — Договорись в секретариате, чтобы поставили материал в номер. Сижу без денег.
— Будет сделано, — пообещал Мераб.
Я прочитал первые строки. Статья начиналась с зарисовки — горы, снежные вершины, воздух, прозрачный как слеза, и прочие красоты. Ничего общего с тем, что писал я.
Трудно представить, сколько я мучился над статьей, первой моей большой работой в газете. Если бы не Гарри, я вряд ли с ней справился бы. По сути, он был моим соавтором.
Я развернул гранки. Статья была подписана двумя фамилиями — моей и Левана.
— Взгляни! — Я положил гранки на стол Гарри.
— Непонятно, чем он руководствовался, ставя свою подпись, — сказал Гарри. — Это по меньшей мере неэтично.
Внезапно Амиран сорвался с места и схватил гранки.
— Пусть главный разберется в этом!
Я вырвал у него статью.
— Не надо, Амиран.
— Почему не надо? Почему вы все потакаете Левану? Почему он всех нас держит в страхе?
— Чего тебе бояться, Амиран? Он меня хочет выгнать, не тебя же.
— Сегодня тебя, завтра меня! Кто меня возьмет на работу? Кому я нужен, больной?
Я разорвал гранки и бросил в корзину для бумаг.
— Боритесь против Левана, только не прикрывайтесь мною. У вас у самих найдется тысяча претензий к нему, — сказал я и вышел из отдела.
Гарри догнал меня.
— Не горячись, юноша.
— Гарри, мне надоело, что каждый раз меня хотят использовать как орудие против Левана.
— Выслушай меня, юноша. Амиран человек больной, и не считаться с этим — свинство. Он, впрочем, как и мы с Мерабом, переживает за тебя. Иначе говоря, мы втроем относимся к тебе по меньшей мере доброжелательно, и не считаться с этим еще большее свинство.
Подошел Мераб.
— Расстроился, бедняга. Валидол сосет.
Я отстранил Мераба и побежал в отдел.
Амиран сидел бледный и хмурый. Увидев меня, он отвернулся.
— Амиран, извини, я был не прав.
Он вымученно улыбнулся.
— Ты меня тоже извини.
Гарри и Мераб стояли в дверях.
— Между прочим, юноша, к синему костюму не надевают коричневые ботинки, — заметил Гарри.
Я не знал этого и смутился.
— Это важно учесть, когда идешь к даме, — сказал Мераб. — У каждой свой бзик. Одна обращает внимание на ботинки, другая — на галстук, третья — на твою стрижку. Никогда не знаешь, на чем споткнется ее отношение к тебе. Поэтому всегда надо быть в идеальной форме. Выше бдительность, молодой человек!
— А если у меня нет других ботинок?
— Если нет денег, ездят в трамвае, а не в такси.
Мераб пошел со мной к лифту.
— У меня в бумажнике завелись лишние деньги. Не хочешь одолжить пару десяток? — сказал он и, не дожидаясь ответа, сунул в верхний карман моего пиджака две десятки. — Без лишних слов и эмоций! Все и так ясно. Отдашь, когда будут. Чао, мой мальчик. Живи, радуйся!
Шагая по улице, я поглядывал на ботинки, и с каждой минутой они казались мне все более коричневыми. Дома у меня были черные ботинки, старые, которые я надраивал по утрам, но от этого они не становились лучше.
Чистильщик, пожилой айсор, обрадовался клиенту, но, взглянув на блестевшую обувь, недоуменно уставился на меня.
— В черный цвет, — сказал я.
— Не получится.
— А ты постарайся.
Он трижды покрыл ботинки черным гуталином. Коричневая краска все равно проступала.