Я заплатил рубль, и чистильщик проводил меня насмешливым взглядом, — дескать, платит в пять раз дороже, а сам перекрашивает обувь.
Ботинки стали неопределенного цвета, но как будто сочетались с костюмом. Одно было плохо — от них разило гуталином, как от роты солдат.
На базаре, опасаясь, что в сутолоке мне наступят на ноги, я осторожно пробрался к лоткам с цветами и выбрал семь красных гвоздик. Хозяин, парень в замшевой куртке, запросил за них четырнадцать рублей.
В последний раз я покупал цветы лет шесть назад. За четырнадцать рублей тогда можно было купить все цветы вместе с ведрами и лотком в придачу.
— Четырнадцать рублей старыми, надеюсь, — сказал я.
— Керенками, — ответил хозяин, не лишенный чувства юмора. — Давай десять рублей и будь здоров.
— Ну и шкуродер ты! Написать бы о тебе в газету.
— Напиши. Напиши, что я беру по два рубля за гвоздику, потому что хочу хорошо одеваться, ходить в ресторан, а спекулянты дерут за хорошие вещи, как за эту куртку, например, три шкуры, и официанты им не уступают.
— Ладно, подумаю. — Я взял гвоздики. — Продавай цветы и будь всегда хорошо одетым. Привет!
ГЛАВА 6
Дом, в котором жила Нина, найти было нелегко. Одинаковые девятиэтажные панельные башни в беспорядке громоздились среди юных тополей. Архитекторы хотели скрасить удручающее однообразие домов, но добились только путаницы.
Я вошел в обшарпанный подъезд. Лифт не работал. Пришлось подниматься на седьмой этаж пешком.
Нина была в красном свитере и черных брюках.
— Впервые вижу, чтобы мастера приходили к клиентам с цветами, — улыбнулась она.
Я знал, что одни женщины восторгаются, если ты им преподносишь даже веник, другие досадуют по поводу дороговизны и потраченных денег. Мне по душе первые, и я надеялся, что Нина выразит восторг при виде гвоздик. Она этого не сделала, но не стала и сожалеть о моих расходах. В который раз я ловил себя на том, что в воображении нелепо делю мир на полюсы.
— Это сейчас выглядит необычно, — сказал я. — В будущем только так и будет.
— Вы, оказывается, человек светлого завтра, — с иронией произнесла она, ставя цветы в вазу.
— Возможно, у меня есть задатки для этого, — ответил я.
— Как же, как же! — Нина вынесла вазу в кухню.
Я оглядел комнату. Красные кресла, диван-кровать, шкаф, полки с книгами, радиолой и множеством деревянных, фарфоровых и бронзовых лошадок. Станок стоял вдоль балконного окна, скособоченный, с торчащими гвоздями. Я видел такое сооружение впервые.
Нина вернулась, поставила наполненную водой вазу с гвоздиками на полку. Слишком много красного, подумал я.
— Молоток умеете держать в руках? — спросила Нина.
— Думаю, молоток не понадобится. Гвозди держать не будут. Нужны шурупы.
— Шурупы? У меня нет шурупов.
— Придется отложить ремонт. Завтра принесу шурупы, и тогда можно…
— Сейчас принесу. — Нина ринулась к двери.
Я посмотрел ей вслед. Для наездницы она была слишком высока, но, должно быть, очень эффектна на лошади. Я закурил.
Нина принесла тяжелый ящик.
— Уже перекур? — спросила она.
— Мастер в общем-то прав. Станок надо менять.
— Вот тебе и раз! Умеете вы что-то делать или морочили мне голову? — сказала Нина. — Я потеряла два дня!
— Два дня — это всего сорок восемь часов, из которых шестнадцать мы спим, — сказал я.
Она не ответила, только взглянула на меня так, что я почувствовал себя идиотом и пошляком. Она уже готова была схватить ящик и унести его, но вдруг ее глаза потеплели и она мягко сказала:
— Вы же хотели помочь.
Я погасил сигарету, снял пиджак и долго возился со станком. Когда последний шуруп был завернут, я позвал Нину.
— Хозяйка, принимайте работу.
— Прекрасно! Идите мыть руки.
В ванной было чисто и уютно. На полке под зеркалом стояли разноцветные пластмассовые и стеклянные флаконы. Свежие махровые полотенца соблазнительно свисали с вешалки. Я часто мысленно принимал ванну, надевал халат, топал в шлепанцах в комнату, заваливался в кресло, «она» приносила кофе, и мы пили его и радовались друг другу. Я четко представлял себе и ванну, и комнату, и вещи в квартире, но «она» была просто «она», и, как я ни силился представить ее, у меня ничего не получалось.
Я понимал, что еще долго придется принимать ванну мысленно, и тщательно помыл руки.
Когда я вернулся в комнату, Нина ставила на столик бутылку водки.
— Как мастеровому? — спросил я.
— Не могу же я заплатить вам!
— Какая жалость! Заплатили бы — и привет! — Я надел пиджак и пошел к выходу. — Всего наилучшего. — Еще немного, и я бы навсегда закрыл за собой дверь в эту квартиру.