— Давно это у тебя? — спросил я.
— С тех пор как в последний раз упала с Бармалея.
— Так зовут твою лошадь? Сколько же раз этот мерзавец сбрасывал тебя?
— Он не мерзавец. У любого живого существа бывают сбои. Он умница, все понимает. Знаешь, как он переживает?!
— Так сколько раз он сбрасывал тебя?
— Несколько.
— Хорош умник! Он тебя калекой сделает.
— Нет. Я скоро не буду хромать. Вот увидишь!
Я разомкнул ее руки.
— Ну-ка посмотри мне в глаза.
— Ты не веришь мне?
— О чем ты говоришь?!
— Я не буду хромать. Я не буду калекой!
— Конечно, ты не будешь калекой. Кто в этом сомневается?
— Ты не веришь в это! Никто не верит!
Она заплакала. Я сел на диван и мягко прижал ее к себе.
— Не надо плакать. Все будет в порядке. У нас же есть Гурам. Ты снова взберешься на своего Бармалея.
Она высвободилась.
— Нет! Никогда! Этого не будет!
— Почему?
— Потому что не хочу быть калекой!
Она бросилась лицом на подушку. По тому, как дрожали ее плечи, я понял, что она рыдает. Слога утешения застряли в горле. Я беспомощно поглаживал ее плечо. Я не задумывался над тем, насколько серьезно повреждена нога Нины, не придавал значения ее хромоте. Да и хромотой нельзя было это назвать. Она слегка прихрамывала. Я не верил, что это останется навсегда. Это было бы слишком несправедливо.
Внезапно Нина успокоилась. Не поднимая головы, она сказала:
— Прости меня. Было так чудесно. Я все испортила.
— Это ты меня должна простить. Не следовало говорить о Бармалее.
Она вскочила и снова обвила мою шею руками.
— Ты должен мне верить. Мне нужна твоя вера. Иначе я не вытяну.
— Я верю, Нина. Все будет в порядке. Я сделаю невозможное для этого.
— Тебе ничего не надо делать, надо только верить, что со мной все будет в порядке. И больше ничего.
— Хорошо. Будет так, как ты хочешь. А теперь ложись. Ты должна выспаться. И мне пора идти. Светает. Вечером я позвоню. Сходим наконец в кино.
За окнами стало серо. Тени в комнате исчезли. Нина легла. Я укрыл ее одеялом.
— Только не уходи, пока я не засну. — Она взяла мою руку и прижалась к ней щекой. — Ты приснишься мне, и будет так, будто ты все время со мной. Я говорю глупости, да?
— Нет, а если это и глупости, то приятные. Спи.
Она улыбнулась.
И снова я не шевелился, снова все казалось нереальным. Вдруг Нина сказала:
— Знаешь, почему я была у Наны?
— Ты проснулась?
— Я не спала. Родственница Наны работает у нас. Ты бывал в цирке?
— Много раз, но в детстве.
— Может быть, ты ее и видел. Она выступает с аттракционом… Знаешь, есть такие фокусы с отрезанными головами, с телами, пронизанными шпагами, и прочей галиматьей. Она уходит на пенсию и продает реквизит. Я хочу… В общем, ты понял, что я хочу сделать. Почему ты молчишь?
— Я мало разбираюсь в цирке, но, наверно, ты правильно поступишь. Спи.
Она заснула мгновенно. Я осторожно высвободил руку, бесшумно оделся и, стараясь ступать легко, вышел из квартиры. Я не стал вызывать лифт. Он останавливался на этажах с грохотом.
Улица была наполнена свежестью и чистотой утра. Мир казался прекрасным. Я думал о ноге Нины и не видел причин для волнения. Был Гурам, и я мог положиться на него. Все будет в порядке, сказал я себе. Я верил в это.
Я остановился у киоска. Несмотря на ранний час, однорукий киоскер уже раскладывал кипы газет, от которых шел запах типографской краски. Я купил нашу газету и развернул ее. На последней полосе был напечатан мой фельетон.
— Чудесное утро, — сказал я и купил еще пять экземпляров газеты.
— Жаркий день обещает, — ответил киоскер.
— Счастливо вам, — сказал я.
— И ты будь счастлив, сынок, — сказал киоскер.
Показался автобус.
Поднимаясь к себе, я был уверен, что не встречу никого из соседей. Дом молча дышал распахнутыми окнами. Притихший, он, казалось, набирался сил, чтобы днем выдержать натиск, шум и гомон своих обитателей. Я услышал знакомый шелест халата и обернулся. Моя квартирная хозяйка шествовала с горшком в руке.
— Доброе утро, — сказал я.
— Доброе утро, — сказала она. — Вы еще не ложились или уже встали?
— Уже встал. За газетой ходил.
Она покосилась на мою папку.
— Что-нибудь сенсационное?
— Да, нет. Мой фельетон.
— Положите на стол. Потом почитаю.
Я положил газету на стол и вручил ей долг за комнату.
— Извините, что задержал.
Она сунула деньги в карман халата и сказала:
— Слушайте, вы теперь каждый раз будете возвращаться под утро с деньгами?