Тысячи русских душ измордовал марксизм - величайшая утопия, вылупившаяся из хилиастической ереси раннего христианства. И только в наши дни на фоне безответственного разгула экспериментаторства в политике, в экономике, в культуре в полной мере постигаем мы степень смертоносной травмы, нанесенной и душевному складу, и духовному состоянию народа, - ведь как ни изощряйся в отчуждении, от принадлежности к народу не отлучить ни наших нынешних очарованных Западом странников, ни "новых русских", ни тысячи сбежавших в поисках лучшей доли, ни тысячи оставшихся исключительно для участия в предчумном пиру.
На историю оглядываешься, прошлые беды видишь понятными. В будущее вглядываешься - робеешь...
А вот сорок лет назад я себя помню оптимистом. И не только молодость тому причина. Их, как ни странно, много было тогда - причин для оптимизма, главная из которых сегодня способна вызвать лишь недоумение: мы не верили в возможность принципиально бездуховного бытия в русском исполнении.
И потому казалось, что достаточно только своевременно поменять полюса. Процесс "смены полюсов" виделся как естественный процесс внутри общества, а вовсе не как итог инициативы некоего активного меньшинства, внедряющего или, хуже того, навязывающего обществу иные духовные ориентиры.
Возвращаясь к шестидесятым, следует сказать, что эти годы действительно имели своих "шестидесятников", но не тех, кто нынче, что ни день, объявляют себя таковыми. От настоящих "шестидесятников" практически ничего не осталось. Даже памяти о них. Ее узурпировали те самые фрондировавшие "официалы", которые и нынче обустроены лучше прочих, и тогда не бедствовали во всех отношениях. Рассказы об их страданиях, о гонениях и преследованиях... слышать не могу, до того противно.
Но именно в те годы росли как грибы или как грибковая плесень в затхлом колодце общественного двоемыслия и кривостояния подпольные группки, группы и организации, члены и участники которых, не увидев в социалистической практике соответствия существующего должному или обещанно-завещанному, сделав торопливые выводы на сей предмет, немедля приступали к агитации в пользу своих скоропалительных мнений, либо, замкнувшись группой-кланом, углублялись в дебри марксистской софистики, отыскивая "главные ошибки", допущенные советскими вождями и теоретиками в реализации "вековой мечты человечества".
Уместно заметить здесь, что если социалисты сегодняшнего дня во всех бедах винят Горбачева, то социалисты шестидесятых считали, что роковые ошибки уже совершены и нас ожидает длительный и болезненный процесс гниения идеи, если... не принять чрезвычайных мер немедленно. Разница в том, что "чрезвычайные меры" по нынешнему пониманию - это тот или иной способ ужесточения ситуации, а "шестидесятники-социалисты" видели спасение в немедленной демократизации социалистической системы с непременным сохранением всех важнейших принципов социализма. Ни о каких видах национальных самоопределений тогда никто не помышлял. О националистических настроениях и движениях того времени речь не идет.
В целом, однако же, я вовсе не претендую на сколько-нибудь подробный обзор и анализ инакомыслия времен шестидесятых. Мое "болтание" по Питеру было краткосрочным. Уже в ноябре 1968 года я работал директором сельской школы в Лужском районе, а еще с октября членствовал в организации Игоря Вячеславовича Огурцова, и питерские "идеологичские шорохи" в сравнении с программой организации, в которую я вступил, виделись не более чем баловством интеллектуалов, утративших осторожность с периода так называемой "оттепели".
О состоянии умов в Москве, где к тому времени уже вполне сформировалось явление, позже названное диссидентством, информации у меня вообще не было. О "деле писателей" узнали одновременно с получением некоторых их публикаций на Западе. Особого впечатления они не произвели. Осуждение их восприняли как наказание за нарушение "правил игры" - несанкционированное выступление в западной прессе, да еще и под псевдонимами.
А вот кампанию в защиту их, Ю.Даниэля и А.Синявского, попросту просмотрели, увлеченные собственными делами. Событие же это стоило того, чтобы к нему присмотреться, поскольку именно оно послужило толчком и поводом к консолидации некоторой части московской интеллигенции, уже тогда (пока еще, правда, на уровне интуиции) ориентированной на "западные ценности". Сегодня эта "ориентация" научно обоснована, финансово обеспечена и политически выстроена таким образом, что кто бы во главе государства ни оказался, он автоматически становится заложником до него сложившейся расстановки сил. Это как если бы кто-то включился в шахматную партию, когда до него уже избран и разыгран дебют.
Но речь пока о годах шестидесятых, когда по причине фактической смены формы (только формы) власти, условно скажем, с авторитарной (сталинизм) на тоталитарную, интеллигенция получила кратковременную паузу на полусвободный вдох-выдох. То, что она успела выдохнуть, опасности для власти не представляло, но лишь при том условии, если бы она, власть, сама имела "творческий" потенциал к самосохранению. Такового не оказалось, постепенно властные структуры превратились в соучастников процесса распада, а затем, перехватив инициативу, возглавили его. Но только на последнем этапе! И это существенно.
* * *
Облегченная трактовка нынешней смуты - рыба, дескать, гниет с головы. Голова здесь в роли предателя хвоста и туловища. Почти дословно, к примеру, у С.Куняева - "партийные вожди предали многомиллионную партийную массу". Относительно рыбы подмечено верно, не учитывается только при этом одна существенная деталь: гнить с головы начинает уже мертвая рыба!
Процесс умирания веры в социалистическую идею был подобен рыбьему умиранию - тих и почти незаметен...
"Мама, рыбка уже уснула, да?" - "Еще нет, сыночек. Видишь, она ротик открывает? Это она так зевает. И хвостиком шевелит..."
"Хвостовые судороги" и отчаянное "разевание ртов" применительно к состоянию общества к концу шестидесятых и далее, до начала восьмидесятых, и получило чуть позже название "диссидентство".
Только что партия коммунистов торжественно провозгласила: "Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!" И неважно, что никто, решительно никто не верил в провозглашенное. Важно другое: то самое "нынешнее поколение людей" освоило способ жизни без веры во что-либо "торжественно провозглашаемое". Такое освоение свершалось на уровне элементарного инстинкта выживания. Оно же, выживание, диктовало (опять же на уровне инстинкта) искреннее отталкивание от всякого формулирования этого самого всеобщего неверия.
Свершилось! На одной шестой части суши сформировался "новый советский человек" - будущий могильщик коммунистического режима.
Тщетно А.И. Солженицын призывал жить не по лжи. Поздно. Люди научились жить по "не вере". Причем все - от колхозника до члена Политбюро. Именно по "не вере", а не по лжи, что, как оказалось, вовсе не одно и то же.
На фоне многомиллионного "нового советского народа" мы и нам подобные были выродки, уроды. Потому что нормальный советский человек по поводу своего неверия не рефлексирует. В том его особенность и неповторимость. В том же таился громадный разрушительный потенциал, каковой и выявился исключительно специфически, когда пришло время ему выявляться.
Банально мыслящие люди грезили великими потрясениями, народными бунтами, революциями и контрреволюциями. Но все свершилось фактически "втихую". Тихо жили по-советски, так же тихо от этой жизни отреклись.
Потом, позднее, когда оказалось, что "не так" жить еще хуже, частично сохранившие "пассионарность" торопливо, а порою и истерично закрутили шеями и возжелали назад, в то прошлое бытие, где при минимуме духовного напряжения можно было более-менее сносно жить. Но история свершается не по произволу богов, но по их попущению...
В шестидесятых была популярна песенка-шутка:
Мы проснулись нынче. Здрасьте!