Заключение купцы получили положительное, но началась Первая мировая, потом революция... Падь так и осталась нетронутой.
И если Буковский проводил сложные математические расчеты по использованию строительного материала для замка, то я вел весьма нехитрые подсчеты необходимого "первоначального капитала" для экспедиции в золотоносную байкальскую падь. Со стороны, если бы такая сторона существовала, - чистая шизофрения! Листки бумаги, где столбцы: лодка - 20-30 рублей; ружье - возьму у брата; гильзы, порох, пыжи, свинец, пистоны - 50 рублей; мука, соль, жир... И так далее.
У Буковского была фантазия, имеющая хотя бы теоретический шанс на полную реализацию: положим, какой-нибудь "мистер-твистер" подкинул борцу с тоталитаризмом солидную сумму; или книгу написал об ужасах большевизма, и весь Запад "в отпаде".
У меня же был чистый бред. Широка страна моя родная, много в ней лесов... Только и участковых немало. Загребли бы меня с моей справкой об освобождении в первой же деревушке. Понимал? Конечно. Но бред мой, как и у Буковского, был "уходом" из камеры. И не только от надзирателей, но порой и от сокамерников, это когда "одиночка" - мечта загоризонтная.
О плодотворности камерного общения, о напряженной духовной жизни в четырех шлакобетонных стенах я расскажу в другом месте и по другому поводу. Здесь же говорю об усталости от общения. Из одиннадцати лет двух сроков заключения около девяти я провел в камерах. Иные и по четвертаку отсиживали в "крытках". Я же устал от девяти.
Девять лет облегченного режима
18 февраля 1973 года, отсидев свою "шестерку", освобождался из Владимирской тюрьмы. Освобождался под гласный надзор и обязан был к определенному числу прибыть к месту приписки - глухая деревенька в Белгородской области, где в то время проживали мои вконец обнищавшие родители-пенсионеры. Крохотная хатка под соломенной крышей - в Сибири отродясь такого не бывало. Или я уже не застал...
Но несколько дней в резерве у меня было, и за эти дни я успел съездить на могилу Ю.Галанскова, посотрудничать в осиповском журнале "Вече" и жениться. С первой женой расстались мы еще до моего ареста.
Далее лишь обозначу географию и хронологию моих девяти лет свободы, или, как говорили старые зэки, пребывания в большой зоне с облегченным режимом.
73-й год - сибирская тайга; 74-й - подмосковная станция Ворсино по Киевской дороге; 75-й - опять тайга; 76-78-й - прославленные Веничкой Ерофеевым Петушки; 79-й - Москва; 80-й - опять тайга; 81-82-й - Москва, новый арест и пятнадцатилетний срок.
За эти девять лет непрестанных поисков средств к существованию я успел: написать четыре повести; после развала, а затем и разгрома первого русского самиздатского журнала "Вече" как бы в продолжение традиции издать три номера "Московского сборника"; принять самое активное участие в спасении от топора кедровника в Тофоларии, что на юге Иркутской области.
Главное же, пожалуй, - за эти годы я умудрился полностью утратить тот воистину фантастический оптимизм, с каковым в 73-м освобождался из Владимирской тюрьмы. Бравым "поручиком Голицыным" вышвырнулся я из стен Владимирского централа. "Капитанишкой в отставке" забирали меня "органы" в 82-м. И хорошо, что "забрали". Экстремальность ситуации способна возрождать человека, выпрямлять ему позвоночник, возвращать глазам остроту зрения, а жизни смысл, когда-то отчетливо сформулированный, но утративший отчетливость в суете выживания.
* * *
По "теме" выживания несколько эпизодов. Петушки, 1976 год... Но коли уж Петушки, то попутно несколько слов о "прославленце" сего местечка Венечке Ерофееве.
Дважды я встречался с ним. Когда впервые - он был трезв. Сразу понял, почему взрослого мужика зовут ласково - Венечкой. Милый, добрый, остроумный и... светлый! Что-то неуловимо есенинское в чертах. Не очароваться им было невозможно. В это время как раз в очередном номере журнала "Вече" публиковалось его эссе "Розанов глазами эксцентрика". Прочесть я еще не успел, но уверен был - талантлив. Бывает же так: смотришь на человека, ничегошеньки о нем не зная, и уверяешься - талантлив!
Вторая встреча - лучше б ее никогда не было. Растрепанное, грязное, облеванное, бессвязно мычащее существо...
Только ли это русское явление, когда умного, доброго, талантливого, но достаточно бесхребетного человека непременно облепляют разного рода упыри-проходимцы-бездари? Кажется, с Есениным было именно так. Что до Венечки, то многие его нынешние "захваленцы" - те самые упыри, что споили, фактически загнали в могилу, но прежде того "внедрили" в его талант микроб распада.
Рискну предположить, что мировой известности знаменитое "Москва-Петушки" обязано в немалой степени тому, что воспринимается оно как убедительное свидетельство прогрессирующей "порчи" русского человека и русских вообще. "Нация, погибающая от пьянства" (А.Безансон). Притом и пьянство понимается, естественно, отнюдь не как первопричина, но как следствие "генетического усыхания" и готовности уйти из истории. Единственное, что тревожит "прогрессивное человечество", - не хлопнет ли уходящий дверью!
* * *
Итак, после нескольких лет мотаний по Подмосковью и Прибайкалью решил я, насколько это можно, прочно осесть на "сто первом" километре, то есть в Петушках, поскольку именно там появилась возможность купить по дешевке дом, да еще и с участком не меньше чем двенадцать соток, правда, давно заброшенным. Тысячу дал мне А.Гинзбург из Фонда Солженицына, жена продала единственную свою драгоценность - кольцо с каким-то камнем, и еще помог оригинальный публицист самиздатских времен добрейший Геннадий Михайлович Шиманов. Он же со своими друзьями облегчали нам с женой муторошь с переездом и первым обустройством на новом месте.
Купленный нами дом находился на улице, непроезжей даже после небольшого дождя. Однажды приехавший в гости на своем "Запорожце" Георгий Владимов вынужден был бросить машину где-то между станцией и вытрезвителем. Пока мы "духовно общались", заинтересованные лица закинули в бензобак "запорожца" сахар. "Обстреливая" трассу, Владимов все же сумел доползти до Москвы и после утверждал, что никакая другая машина не пережила бы такой диверсии стакан сахарного сиропа слил из бензобака при ремонте.
Жену перед тем "внаглую" уволили из НИИ информации по строительно-дорожному машиностроению, где она трудилась редактором. Уволили за обман отдела кадров - не поставила в известность, что беременна. Злой как пес, я поехал туда "разбираться", но наткнулся на такую "непосюстороннюю" уверенность в правильности действий кадровика, что даже забыл обхамить его при расставании.
В Петушках мы оказались без средств к существованию. Дико разросшаяся по участку клубника какого-то особого сорта - то был наш первый заработок. За "двадцатку" сдали однокомнатную квартиру жены в Москве, где я по понятным причинам не имел права жить. Что-то по мелочи подкидывали родители со своих пенсий, пока я мотался по Петушкам в поисках работы. Участковый не помедлил с предупреждением о статье за тунеядство...
Все приемчики по отказу в работе мне были известны. Самый распространенный из них - некий подзаконный акт, согласно которому человека с высшим образованием не разрешалось принимать или разрешалось НЕ принимать на работу малоквалифицированную. Поскольку в действительности тысячи людей с высшим образованием трудились где попало, то, похоже, сия полутайная инструкция была сочинена исключительно для мне подобных. В период моих мытарств по киевскому направлению в 74-м году мне отказали в работе сцепщика подряд на всех станциях от Москвы до Малоярославца. В Балабаново я пытался устроиться в пожарную охрану при известной Балабановской спичечной фабрике. Местный кадровик подписал с радостью, еще бы! Две трети состава "охранников" бывшие уголовники. Но охрана - это же МВД. В Боровске соответствующий "эмвэдэшник" без колебаний наложил на мое заявление резолюцию: "Отказать". На мой вопрос "почему?" ответил торжественно: "Вы не вызываете у нас морального доверия!"